Бентли Литтл - Коллекция

— Не двигайтесь, — снова предупредил он, и его голос эхом разнесся по всему магазину.

Почувствовав руку на своем плече, я обернулся, ожидая выстрела, но вместо этого увидел мужчину в костюме-тройке, лежащего на полу рядом со мной. Бейдж на его пиджаке гласил: «мистер Боулз, менеджер».

— Пошли, — прошептал он мне. — Нам нужно подняться наверх. Это наша единственная надежда.

Внезапно в обувном отделе началась стрельба и суматоха, и лидер террористов покинул нас, чтобы разобраться там.

— Сейчас же! — прошептал управляющий.

На четвереньках мы добрались до эскалатора. Как и свет, он был выключен. Мы поползли вверх по зазубренным металлическим ступеням, держа головы ниже перил, поднялись на второй этаж и…

Мы стояли на краю утеса с видом на пляж. Внизу наши люди весело играли на солнце и песке, резвились в воде. Мы наблюдали за ними.

— Им все равно, даже если они никогда не покинут пляж, — с отвращением сказал управляющий. — Посмотри на них. Им действительно все равно.

И они ничего не делали. Хотя с трех сторон песчаная полоса была окружена большим утесом, на уступе которого мы стояли, а с другой стороны — океаном, люди нисколько не чувствовали себя в ловушке. Они были просто счастливы, что остались живы.

— Ну, мы не можем просто сидеть и развлекаться, — сказал менеджер. — Мы должны выбираться отсюда.

Перспектива пугала меня. Я никогда не был вдали от пляжа, и даже восхождение так высоко на утес стало для меня серьезным шагом.

Но я знал, что он прав.

Мы начали подниматься.

Утес состоял в основном из песка высотой в несколько тысяч футов. Надо было очень осторожно подниматься. Один неверный шаг, и мы разобьемся насмерть. Несколько раз один из нас делал неверное движение, сползал на пару футов вниз по песку, прежде чем снова найти опору.

Когда мы добрались до вершины, было уже темно.

Мы проползли последние несколько футов через край и оказались на парковке огромного особняка. В огромном доме горел свет, и до нас доносился запах множества изысканных блюд.

Мы спрятались за кустом.

— Это дом босса, — прошептал я.

— Да, — прошептал в ответ управляющий. — Кто из нас будет спрашивать?

— Ты, — сказал я ему. — Я боюсь.

— Хорошо.

Менеджер огляделся вокруг, чтобы убедиться, что нас никто не видел, и побежал через дорогу к двери. На деревьях вокруг нас зажглись огни и зазвенели колокольчики, и менеджера скосило автоматной очередью. Внезапно меня схватили за шею и…

Я сидел в своей машине. В своем гараже.

Я никогда не уезжал.

Я никогда не смогу уехать.

Честно говоря, я не знаю, как долго пробыл в этом доме. Я не знаю, почему мы с Кэти переехали сюда, и не могу вспомнить, как все это началось. Я даже не знаю, сколько дней, недель, месяцев, лет или десятилетий назад Кэти оставила меня. Пока я просто существую. Каждый день похож на любой другой, и я не могу их различить. Мой распорядок установлен, и я редко отклоняюсь от него.

Когда Кэти была здесь, все было по-другому. Мы, конечно, выполняли свои обязанности, но и жили своей жизнью. У нас были друзья. И мы были вместе, как бы это, сентиментально и банально, ни звучало.

Но даже тогда они становились сильнее. Наши ночи, все больше и больше, были заняты этим… боем. Наши сны стали меньше принадлежать нам. Нам стало сложнее быть вместе.

Все-таки Кэти пришлось уйти. Она тоже понимала, где мы находимся, где находится этот дом, что будет, если мы уйдем, но, в конце концов, ей стало все равно. Ответственность была слишком велика для нее.

Однако я не мог уйти.

И вот я здесь — изолированный, отчасти по собственному выбору, отчасти по обстоятельствам, в этом доме. Один. И я остался здесь, пытаюсь понять, что делать дальше, пытаюсь разобраться, что реально, а что нет. Мне некому помочь, а с этими последними событиями я не знаю, сколько еще смогу продержаться в одиночестве.

Мне нужна Кэти.

Но Кэти ушла.

И я здесь, сражаюсь с призраками.

Был конец восьмидесятых. Я ехал с друзьями по полуразрушенному промышленному району Лос-Анджелеса на концерт. Выглянув в окно, я увидел трех грязных мальчишек, стоявших на коленях перед картонной коробкой на пустыре. Они явно смотрели на что-то в коробке, и я подумал: мертвый ребенок. Не знаю, почему эта мысль пришла мне в голову, но на следующий день я сел и написал этот рассказ.

— Ты иди первым.

— Нет, ты.

— Нет, ты.