Кулак Петрович И Ада - Время Вьюги. Трилогия [СИ]

— Не обязательно, — Рагнгерд впервые улыбнулась и потрепала Дэмонру по голове. — В том и суть. Всегда помни, что, когда придет час дележки или вдруг откроются двери в рай, нас там ждать не будут и вообще нам не туда. Если не согласна — забудь о военном деле.

— А если я все же захочу быть как ты?

— Тогда папа убьет нас обеих, и даже не знаю, кого первой, — беззлобно усмехнулась Рагнгерд и словно помолодела. — Учись, дочка, пока мы живы, навоеваться еще успеешь.

— А все-таки? Если я захочу быть как ты?

— Тогда запомни: Родина — высшая справедливость человека. Какой бы она ни была. Она — ровно то, что боги посчитали нужным тебе дать, как мать и отца, но твоя мать умрет и твой отец умрет, муж умрет, дети умрут, а твоя Родина останется.

— И что с этим делать?

— Не наследить на ней грязными сапогами. И помешать наследить тем, кто попытается. К сожалению, нашу честь частенько приходится использовать как половую тряпку, потому что больше кровь и мерзость ничем не оттираются. Вспоминай это пореже, но помни крепко.

Дэмонра вспоминала об этом разговоре всего раза три за жизнь. Ей, к счастью, не пришлось вешать рэдских патриотов и пачкать небо копотью горящих селений. Того, что сделали еще при кесаре Эвальде, на двадцать лет относительного мира хватило. Поэтому она могла позволить себе приютить беглого цетника, могла открыто ненавидеть «гражданскую сволочь» Сайруса и ему подобных, могла кувыркаться на сеновале, а после мило беседовать с идейным революционером Кассианом Крессэ, могла даже удрать в рай земной под названием Виарэ и жить там, если бы захотела, — в общем, творила такие вещи, какие ее маме и не приснились бы. Вспоминала редко, но помнила, как и обещала, крепко.

Поэтому спокойно отказала Эйвону Сайрусу, обещавшему в обмен на информацию о «Зимней розе» дать ей свободу, билет куда попросит и денег — сколько попросит. Отказала председателю трибунала, обещавшему оправдание в обмен на сотрудничество. И, в конце концов, отказала канцлеру Рэссэ, уже после приговора, в камере, обещавшему ей легкую смерть взамен очень нелегкой. Никакого мужества ей для этого не потребовалось. После полугода в тюрьме и — главным образом — письма Рейнгольда, нордэна уже не воспринимала свою жизнь «здесь» как жизнь. Она была покойницей на побывке и знала это. Покойникам не положено торговаться и что-то себе выпрашивать — торговля вообще являлась презренным ремеслом, а ей в самом скором времени предстояло встретить маму в ночном поле. К тому же, от покойников ничего не зависело и от нее ничего не зависело тоже — все происходящее представляло собою не более, чем круги по воде от камня, который она швырнула десять лет назад, когда была еще жива и имела какое-то будущее впереди. Остановить круги по воде — пусть кто хочет, тот пробует, а Дэмонра просто молчала и ждала, пока все закончится.

Пожалуй, ей стоило бы возблагодарить судьбу трижды. В первый раз за то, что нордэны догадались притащить на суд Небесный огонь и тут же пошли на попятную, едва стало понятно, что абсолютное оружие не сработало или сработало не так. После выходки Эдельвейса — вот уж где Наклз, сукин сын, был молодец — стравить богоравных с сыном третьего человека государства! — тихонько придушить ее в застенке и свалить все на ангину стало бы уже сложнее. Тем более, что имелась прекрасная возможность вполне законно поставить ее к стенке после трибунала, где никакой маг бы им не помешал обвинить ее в заговоре в пользу Вселенского Зла и аэрдисовской разведки. И здесь приключилось второе изумительное везение. Прекрасную возможность решить с ней проблему совершенно законно оборвал внук Вильгельма Вортигрена, типичный «мальчик из хорошей семьи», у которого внезапно выключился инстинкт самосохранения и включилась память предков, которые не боялись ни бесов, ни Заступников, ни даже императора. Конечно же, ей приплели и дуэль, и республиканские взгляды, и прочую ересь, но теперь казнь так логично не выглядела бы — ну не казнили в Каллад за дуэли, кто бы там что ни кричал. Существовало достаточно мест, где дуэлянты могли бы сложить горячие головы с пользой для дела кесарии, так зачем же кадры впустую тратить? В третий раз Дэмонре повезло еще и потому, что Эйрани Карвэн, какой бы шлюхой она ни была, приходилась Магде родной сестрой и ставила это родство не так низко, как ей всегда думалось. Великосветская потаскуха, что ни говори, оказалась блестящим дипломатом, так что общественное мнение во дворце, прямо зависящее от настроения ныне регента Эдельберта, с отметки «вздернуть немедленно» переместилось к градусу «примерно наказать» и там замерло.