Кулак Петрович И Ада - Время Вьюги. Трилогия [СИ]

— Что это значит?

С каждой фразой все интереснее. Наклз и сам бы не отказался понять, что это на самом деле значило.

— Чтоб я знал, — вполне ожидаемо ответил Кай, поморщившись. — Правда, одна вещь мне в голову все-таки приходит, но она… очень теоретическая. Допустим, мы отбросим предпосылку о единственности прошлого и несуществовании будущего, как основную модель в аксиоме Тильвара, и предположим, что и вариантов прошлого, и вариантов будущего — множество, а настоящее проходит по границе их пересечения. И равновероятные события делят вселенную пополам. Допустим, существуют варианты настоящего, в которых мы мертвы, но мы не можем там оказаться. Так вот, им должны были бы достаться разные половины, а они оба почему-то тут.

Голову Наклза сдавило как обручем. Время выходило, он и так торчал во Мгле слишком долго. Да еще и в незнакомой комнате, где от сюрпризов его не страховало практически ничего, кроме милости странной твари с простреленным виском. Но ему очень хотелось дослушать, что скажет Кай. Как будто тот подошел к разгадке, почти впритык. Где-то очень близко лежала правда, которая всегда ускользала.

— Нельзя быть разом живым и мертвым. Дверь или открыта, или закрыта, — а Эдельвейс для жандарма был неглуп. И проявил вполне здоровый прагматизм.

— Я ничего не говорил про живых и мертвых. Я всего лишь сказал, что их двое и ни один из них не доппельгангер, не Попутчик и вообще не известное мне явление. Я же не писатель-романист и не знаю, какой вывод сделать из этих предпосылок. Только знаю, что ни за какие коврижки не стал бы связываться с ним или с ними. Потому что, если я прав и это один и тот же человек с двух разных половин, то… то все очень погано. Это внутреннее противоречие, которого в аксиоме быть не может.

— А попроще можно, для жандармских морд?

— Можно. Наклз, подозреваю, не великий-великий маг. «Великих» магов хватало во все времена, пока нас не начали повально вербовать на госслужбу, и кончали они обычно плохо, нарвавшись на таких же «великих». Наклз, может, вообще маг с самым средним уровнем способностей. Но он творит такие вещи, которые мне не снились и даже в кошмарном бреду не привидятся.

— Почему?

— Потому что он вне смысла последствий. С точки зрения логики происходящего, его как бы не существует. Мы все прописаны в систему уравнений, а он стоит за скобками и смотрит. Или когда-то стоял. Или еще будет стоять.

— Как такое вообще возможно?

«Все, что я раскопал, уже отпечатано в нескольких экземплярах и лежит в разных банках». Каю полагалось рассказать одну очень интересную историю, тем самым хорошо выслужившись на год вперед, но маг только головой покачал:

— Не знаю. Вообще никаких идей. В жизни такого не видел и второй раз видеть не хочу.

Наклз не сказал бы, что здесь победило, страх или профессиональная этика, но ответ его в любом случае устраивал.

— Пуля в голову остановит его при любом раскладе, так ведь? — уточнил Эдельвейс, уже встав и подходя к двери.

На этот раз маг перед ответом думал долго. Его слова долетели глухо, когда сам он почти скрылся за порогом.

— Так. Но сперва нужно, чтобы она до него долетела. А это вряд ли случится. Я видел второго — кажется, у него висок разворочен, как у самоубийцы. Помогите ему вытащить его даму — и идите разными дорогами, так всем лучше будет.

— Это прогноз?

— Предчувствие.

Марита подозрительно оглядела себя в зеркало, прикидывая, насколько она напоминает будущую покойницу. Бледность удалось кое-как превратить в эффектную белизну кожи, синяки под глазами она замазала, губы подвела, а лихорадочный румянец на скулах мог и сойти за признак страстной натуры. Другое дело, что у нее всю жизнь скул видно не было, а имелись отличные, круглые рэдские щеки. Похудела она жутко.

«Шаль бы накинуть. Ну, допустим, прикрою кости, ну а раздеваться-то как?»

Но неприятный мужчина, которого Эрвин называл Наклзом, недвусмысленно дал ей понять, что она должна быть одета «сообразно своей профессии». Мариту за ее жизнь как только не называли — ту же «шлюху» и «курву» она даже за оскорбления уже не считала — однако вот Наклз сумел ее задеть. Возможно, тоном, возможно, выражением глаз, в которых стояло даже не презрение, а вообще ничего не отражалось. Как будто Мариты на свете не существовало, так, тряпка какая-то нечистая на стуле валялась.

«Ну и оденусь сообразно моей профессии. Пусть полюбуется, импотент несчастный, лишь бы вылечил».