Кулак Петрович И Ада - Время Вьюги. Трилогия [СИ]

— Хорошо шутки шутишь, только это не смешно, — Ирэна сделалась серьезна и мрачна. — Каниан, ты опять намерен удрать из столицы? Я прошу тебя, не уезжай. Хотя бы пока я не выйду замуж. Если через месяц не упаду с лестницы и чудесным образом не сломаю шею — поезжай куда угодно, а пока побудь здесь. Ты можешь мне пообещать это?

Каниан нахмурился. Отказывать сестре обычно было выше его сил, но сидеть половину осени с тетушками он тоже готовности не чувствовал.

— Сказать по правде, я не планировал задерживаться. Но если ты так хочешь…

— Хочу, — быстро кивнула Ирэна.

— Ты, как всегда, деспотична донельзя, вся в бабушку, спаси нас Создатель.

— Напомню, наша бабка отравила четырех мужей, пока пятый не сделал безутешную вдову из баронессы графиней. Ты мог бы отдать должное ее талантам.

— Хорошо. Уговорила, я останусь в городе. Мой багаж приедет следующим поездом, мы с Изольдой потеряли его, пока скандалили на вокзале. Я сегодня переночую в гостинице.

— Зачем? Оставайся дома.

— Нет. Раньше послезавтра дома меня не ждет никто, потому что я предусмотрительно писал всем тетушкам, что приеду двадцать пятого. А вот Изольда, которая лучше всех знает, когда я действительно приехал, вполне может сюда заявиться. Я не в настроении с ней ругаться еще раз. Мне кажется, я уже вообще не в настроении с кем-либо ругаться. Начнет орать под окнами — просто кинь в нее чем-нибудь не очень тяжелым. А я спокойно переночую в гостинице, проживу еще два спокойных дня и вернусь, чтобы выслушать матримониальные планы на мой счет. Мы договорились?

— Ты всегда делаешь по-своему, Каниан, — Ирэна пожала плечами. — А в твою балерину, если она станет орать под окнами, я буду стрелять, так и знай.

— Ты истинная внучка своей бабки.

— Ты тоже, мой дорогой.

— Язва.

— Потаскун.

Каниан усмехнулся и все же чмокнул сестру в русую макушку, разделенную ровным, как по линейке прочерченным пробором. Прическа была не самая модная, но густые букли по бокам надежно скрывали от посторонних взглядов уши, такие же оттопыренные, как у него самого. И, видимо, как у их достопочтенной бабки, позволявшей писать свои портреты только в профиль.

— Буду через два дня, — пообещал он, уходя.

А потом где-то снаружи жалобно заорала кошка. Судя по тому, как побелело лицо Ирэны, кошке орать не полагалось.

— Это Дымка? — удивился Каниан.

— Дымка пропала три дня назад. В ее возрасте кошки на охоту не уходят, — пробормотала Ирэна и поехала к двери, ведущей в коридор. Каниан посторонился, уступая сестре дорогу.

— Она у дверей в дом, похоже, орет. Давай я впущу ее.

Ирэна не снизошла до ответа. Каниан молча последовал за ней, стараясь смотреть куда-нибудь мимо и про себя намурлыкивая привязавшуюся шансонетку. С некоторых пор он приобрел острую неприязнь к мягкому шуму колес.

В просторной прихожей царил сумрак. Каниана несколько удивило, что никто из слуг не вышел из спален. Кошка с той стороны скреблась в дом отчаянно и орала так, что вряд ли в доме на первом этаже остались спящие.

— Ирэна, давай я…

— Каниан, хватит! Я сама, отойди, — холодно распорядилась Ирэна, подъезжая к двери почти вплотную. Судя по подозрительно позвякивающему голосу, ей было не по себе не меньше чем брату.

«Бесы дери, кошки не возвращаются с того света, иначе матушка явилась бы по наши души куда раньше. У меня просто сдают нервы, потому что нужно больше спать и меньше шляться по балеринам», — не без раздражения подумал Каниан, глядя, как слегка подрагивающая рука Ирэны поворачивает замки.

Кошачий ор на мгновение смолк, осталось только тихое царапанье. Ирэна открыла последний замок, громко щелкнувший в ночной тишине.

«Где носит слуг?» Каниан так и не понял, почему потянулся за пистолетом. Он ни мгновения не собирался расстреливать восставшую из мертвых Дымку. Всяческой потусторонней зауми Каниан не боялся даже в детстве, хотя и провел его в серых стенах трехсотлетнего особняка, в подвалах и каминах которого слуги до сих пор иногда находили кости. А теперь ему исполнилось двадцать два и он вообще успел навидаться такого, после чего всякие Кровавые Монахи и Дамы в Черном казались милой публикой. Любой, кто прожил в Эфэле хотя бы пару лет, знал, что между небом и землей страшнее людей ничего нет и быть не может.

Дверь стала приоткрываться наружу.

Каниан не думал о кошке. Восставшая из мертвых Дымка была не по его части. Он думал о том, почему не выходят слуги.