Кулак Петрович И Ада - Время Вьюги. Трилогия [СИ]

— Так ты видела, как она падала?

— Нет! Но ты был во Мгле, ты не мог…

— Все это очень забавно. Я отчетливо помню вещи, которых, конечно, не делал. Почему бы мне не сделать чего-нибудь такого, чего я не помню?

— Потому что я в это не верю. Ты самый разумный человек на свете, — Дэмонра упала на подушку рядом с Наклзом. Уткнулась носом в его висок, всхлипнула. — Потому что так не может быть, не должно быть, понимаешь?

— Мне кажется, валькирия моя, это ты чего-то не понимаешь, — ровно возразил маг. — Я с четырнадцати лет употребляю вещества, которые не называют наркотиками просто потому, что неудобно признавать существование корпуса профессиональных наркоманов на госслужбе. Я с апреля ходил на свидания с женщиной, которая мертва три года. Я вижу призраков людей, которые никогда не рождались на свет. И, в конце концов, собственного двойника с простреленной башкой. Конечно, я самый разумный и нормальный человек на свете.

Дэмонра обняла Наклза, стиснув тощее плечо.

— Да мне плевать, — пробормотала она.

— Нет, это мне плевать, как ни жаль.

— Что? — не поняла нордэна. Подняла голову, посмотрела на бледное лицо Наклза, почти светящееся в полумраке. Маг неподвижно глядел в потолок и дышал очень медленно и глубоко, как человек, изо всех сил сдерживающий слезы. Но глаза у него, конечно, оставались сухие.

— Именно то, что я сказал. Мне плевать. На себя, на Абигайл, на Магрит, даже на тебя. Я помню, что ты очень дорогой мне человек, но именно помню, как математическую формулу.

— Не понимаю…

— Как математическую формулу, совершенно непреложную и столь же абстрактную. Я помню, что любил тебя и должен бы любить сейчас. Я помню, что мне следует заботиться о Магрит, потому что она хорошая и безмозглая — в достаточной мере, чтобы быть счастливой — девочка, которая вбила себе в голову, что заботится обо мне. Я помню, что должен бережно относиться к чувствам Кейси — хотя считаю их бредом избалованной девицы, которой пора бы замуж. Я должен помнить такую огромную массу совершенно бесполезной и бессистемной информации, что мне хочется выть.

Дэмонра слушала и чувствовала, как по ее спине ползет озноб. Наклз всегда был такой — слишком умный, слишком бесстрастный — все десять с лишним лет, которые она его знала. Она не замечала в нем ровно никаких перемен. Но он мог говорить только правду. Ни один человек на свете не стал бы сочинять такую чудовищную ложь.

— Тебе это, вероятно, покажется грустным, но я какое-то время назад начал ловить себя на мысли, что воспринимаю их всех — тебя в меньшей степени, и все же — как говорящие кусочки мяса, которые просто живут со мной на одной территории. Это, определенно, нездоровая мысль, не находишь? Ведь каждый человек — невообразимо яркая индивидуальность и целый мир в миниатюре, нам же это со школьной скамьи вдалбливают, — при последних словах Наклз снова усмехнулся.

Дэмонра нервно оправила одеяло, накрыв мага едва ли не до подбородка, и спросила:

— Тебе… тебе, наверное, очень страшно, Рыжик?

— Отвлекись от мысли, что быть сумасшедшим очень страшно. В нашем свихнувшемся мире быть нормальным, наверное, куда страшнее. Войны, зачистки, нищета, алкоголизм, орфографические ошибки безграмотных власть имущих, из-за которых людей сжигают в печах, как поленья… Ты правда думаешь, что этот мир нормален и приспособлен для нормальных людей? Лет десять назад мне точно еще было страшно, если я и это, конечно, не выдумал. В этом плане сейчас мне лучше.

— Только тебя окружает ползающее мясо.

— Тебя тоже. Здесь такой радости полным-полно. В каком-то кусочке больше гнили, в каком-то — меньше, и все ползают и радуются. Впрочем, ты, как нордэна, скорее напоминаешь хорошие консервы. Квинтэссенция правильных и бесполезных принципов в герметичной железной оболочке, все как надо… Правда, думается мне, у ваших принципов срок годности истек.

Дэмонра смотрела в потолок, серый в ночном сумраке, и кажущийся невообразимо далеким. Лежащий у нее под боком человек был еще дальше, дальше всякой небесной звезды.

— А я тебя все равно буду любить, что бы ты ни сказал. У тебя есть друзья, и есть выбор, как к ним относиться…, - нордэна сама понимала, как шаблонно и неубедительно это звучит, но ничего другого придумать не могла.

— Любовь, дружба, свобода выбора. Какие замечательные слова. Надеюсь, они нам помогут, — фыркнул Наклз. — Правда, лично у меня было бы больше надежды на таблетки, которые принесла твоя чрезвычайно обходительная подруга. Разумеется, если бы я сбирался их принимать, а я не собираюсь.