Кулак Петрович И Ада - Время Вьюги. Трилогия [СИ]

— На-аклз, ну расскажи мне про себя. Ну хоть чуть-чуть. Я умираю от любопытства. Почему Кассиан никогда о тебе не говорил?

— У нас с ним круто не совпали политические взгляды, Магрит. — Маг перехватил умоляющий взгляд, насупился еще сильнее, поджал губы, помолчал немного и тяжело вздохнул. — Ладно, я в твоем возрасте тоже был любопытен. Давай договоримся так: три вопроса. Все славно и честно, как в сказке. Ты задаешь мне три вопроса, я честно на них отвечаю, и ты прекращаешь все эти шпионские игры, идет?

Магрит нутром чуяла, что три вопроса — это максимум того, чего она может добиться в данной ситуации.

— Идет. Только отвечать честно.

— Я обещаю ответить честно или не ответить. Тогда задашь другой вопрос, — пожал плечами Наклз. Магрит по тону поняла, что спорить здесь бесполезно, и согласно кивнула.

— Где ты родился?

— В Клеврэ. Это такая дыра на полпути между Вальде и эйнальдской границей. — Магрит нахмурилась, вспоминая, слышала ли она когда-либо такое название. Маг истолковал ее сомнения по-своему и спокойно уточнил:

— Вернее, почти тридцать лет назад была такая дыра. Сейчас это, вероятно, чистое поле с обгорелыми остатками печных труб. Впрочем, там и в мое время кроме графской усадьбы особенных достопримечательностей не имелось, а ее сожгли первой.

— Ты родился в усадьбе?

— Это твой второй вопрос, я правильно понимаю?

— Нет-нет. Расскажи о своей семье.

На лице Наклза появилось страдальческое выражение, какое бывает у умной собаки, которую ребенок в десятый раз просит дать лапу.

— Подели Кассиановы рассказы на пять, вычти ореол великомученицы, которым он, я уверен, окружил мать, и выйдет примерная правда. За исключением того факта, что этой святой женщине нас принес аист.

— Он говорил, что ваш отец — герой, боровшийся за незави…

— Он знал о нашем отце не больше, чем я. А я знал только то, что аист улетел и, к тому же, был повенчан с другой аистихой. Еще у меня было две младшие сестры. Уже от другого аиста, который, впрочем, тоже улетел.

При упоминании «аистов» тон мага стал более резким. Магрит поспешила перевести разговор на его сестер.

— Кассиан говорил, обе его сестры погибли, когда калладцы били эйнальдцев. Это правда?

— Что калладцы били эйнальдцев? Еще какая правда. Я бы даже сказал, глубокая истина. Во всяком случае, королевская армия драпала очень быстро, теряя по пути целые взводы, пушки и обозы с девками.

— Я про сестер.

Наклз дернул щекой.

— Ему приятнее так думать и это полезнее для его будущего революционного «жития», которое ему непременно напишут коллеги, когда он поймает свою пулю. Правда состоит в том, что одна из них ушла за калладским обозом со вполне определенными обязанностями, а вторую мать пристроила в госпиталь святой Жюстины. Это дом скорби. В просторечии более известный как сумасшедший дом. О местонахождении Аделины остается только догадываться, а вот Ильза либо в госпитале, либо километром севернее. Весьма живописное кладбище, я там в детстве частенько бродил.

— Что, там так красиво было? — невольно удивилась Магрит. Ей кладбища всегда представлялось довольно страшными местами, мало подходящими для прогулок. Она, даже будучи взрослой девицей лет девятнадцати, в одиночку туда ходить побаивалась.

— Скорее там всегда было с кем поболтать, — фыркнул Наклз с очень неприятной усмешкой. — Допрос окончен, госпожа дознаватель?

Магрит прекрасно поняла, что самое время трубить отступление и сворачивать деятельность.

— На Последнем суде, Наклз, тебе очень понадобится адвокат, — тяжело вздохнула рэдка. Перед ней снова появился очень умный и образованный ослик Еше, не желавший пить горькую микстуру. — В твоих словах о семье нет любви.

Маг, до этого размешивающей в чашке сахар, отложил ложечку, скрестил руки на груди и спокойно сообщил:

— Нам там всем понадобятся адвокаты, но мне совершенно нечем им платить. К тому же, приговор все равно будет нелегитимным.

— А если по-простому, для меня?

— Тогда, определенно, в моих словах о семье нет любви.

— Почему?

— А что еще тебе сказал Кассиан?

— Он никогда о тебе не упоминал, говорю же. Однажды, когда сильно болел и бредил, бормотал что-то о мальчике, которого силком увезли в какой-то интернат учиться. Будто бы его племянника.

При слове «интернат» Наклз дернулся, словно ему за шиворот швырнули живую лягушку. Но не сощурился, не зашипел, а только как-то вдруг разом выцвел, будто ненависть легла на него как пыль. Магрит испугалась.