Кулак Петрович И Ада - Время Вьюги. Трилогия [СИ]

Собственно, примерно этот совет Дэмонра уже готова была дать, но одернула себя. По большому счету, Кейси ведь не была виновата, что все шло наперекосяк. Если что ей и можно было поставить в вину, так это не вполне красивое намерение осиять жизнь человека, который вовсе не просил о подобном счастье.

— У Наклза пневмония. Кризис прошел. Теперь выздоровление — дело времени. Ну, еще уколов и постельного режима.

На лице Кейси отразилось облегчение.

— Это… это очень хорошо. Ты не думай, я не подслушивала, просто… Ладно, я подслушивала, вернее, пыталась. Он же обычно встречает, а его не было, вот я и решила, что… Бесы! Понимаю, у меня ужасно глупый вид и ты ужасно не одобряешь мое поведение…

— … и уже готовлюсь писать твоей матери, — голосом благотворительной дамы закончила Дэмонра, и Кейси с облегчением рассмеялась. Видимо, представла лицо Ингегерд, доведись той прочесть письмо о падении нравов ее дочери за авторством Дэмонры. Да стальная леди Архипелага повесилась бы на собственной косе, предварительно прокляв их в стихах.

— Ты ведь сейчас к Наклзу, да? Давай я передам рэдского варенья? Оно с чаем отлично пойдет, очень полезно, и он любит сладкое…

Дэмонра поглядела на часы. Без четверти полночь. Пятнадцать минут до апреля. Можно было лететь к Наклзу или стоять тут и обсуждать с Кейси, что маг любит и не любит: Рейнгольд бы, конечно, все понял, как обычно. Но как-то уж слишком много ему приходилось понимать.

— Нет, Кейси, я поеду домой. Передашь варенье сама. Наклз, наверное, спит, но Магрит утром тебя впустит.

— Маг-рит? — у дочери Ингегерд было такое лицо, точно ее ударили. — Это…

— Это племянница, — быстро пресекла ее раздумья Дэмонра. — То есть не племянница. Но она ему не племянница в хорошем смысле этих слов.

Кейси пыталась вникнуть в суть сказанного несколько секунд. Но, вникнув, снова расцвела в улыбке и защебетала:

— Так мне можно у него подежурить, как думаешь? Он не рассердится?

Зная Наклза, Дэмонра бы такими разрешениями разбрасываться не стала.

— Мне не кажется, что это хорошая мысль… Весна впереди длинная, и есть более приятные места для встречи.

— Есть, — тускло согласилась Кейси. — Только он туда, конечно, не пойдет.

Рейнгольд, как и обещал, ждал ее у круга. Рядом дежурила коляска. Конь пофыркивал, выбрасывая из ноздрей клубы пара. Все свои сумки Дэмонра оставила Греберу, так что ее не тяготило ничего, кроме букета и сомнений.

— Прости меня, Рэй, я заканчивала дела, — сообщила она, приближаясь.

Зиглинд обернулся и кивнул:

— Разумеется. Я нанял извозчика. Можешь ехать сейчас же.

Дэмонра внимательно изучало лицо Рейнгольда, но этот процесс, как обычно, ничего не давал. Порой она от души завидовала его умению держать свои эмоции при себе. А иногда хотела сказать что-нибудь предельно резкое и злое, чтобы посмотреть, как вежливая маска пойдет трещинами, осыплется и все-таки покажет настоящее лицо. Рейнгольд как всегда невозмутимо выдержал взгляд и сделал приглашающий жест в сторону коляски.

— Твой багаж у Гребера?

— Да, — ответила Дэмонра, усаживаясь. Все шло не так. Нужно было срочно что-то решать. Рейнгольд устроился рядом и, ничего не спрашивая, назвал адрес Наклза. Рассказать ему было некому, видимо, отменно работала интуиция.

— Я зайду к тебе завтра во второй половине дня, если ты не возражаешь, — как бы между прочим заметил он. — Если ты не выспишься, просто сними колокольчик, я тогда не буду колотить в дверь.

Чем безупречнее вел себя Рейнгольд, тем большей свиньей ощущала себя Дэмонра. Она прислонилась к его плечу, думая о своем. Если верить часам, только что наступил апрель. Это, конечно, ничего не меняло. По-прежнему было черно, холодно, а в небе горели далекие ледяные звезды.

Наклз говорил, что в мире вообще никогда ничего не меняется. Но не мог же он быть прав.

«Годы идут. Может, мир и не меняется, а мне уже тридцать два. У меня нет семьи, и такими темпами скоро не будет родины. Я ничего не хочу. И нет, я не люблю Рейнгольда. Он прекрасный человек, но это ведь ничего не меняет. Или меняет?»

Дэмонра судорожно вздохнула. Она была уже давно не в том возрасте, когда можно было плакать из-за отвлеченных вещей. Щеку холодило сукно пальто Рейнгольда.

«Мир не меняется. Мир меняется. Миром правит судьба. Мы сами делаем свою судьбу. Мир начался метелью и закончится звоном колоколов. А, может, правы они, и тогда мир начался совсем не тем и закончится совсем не так. Боги мои, как холодно. И как все глупо. Такая ошеломительная, такая огромная ахинея, как здесь понять-то…»