Алексей Бартенев - Повелитель пчел

Сидя за рулем, и барабаня пальцами по отполированной поверхности, пчеловод думал о том, что как было бы хорошо, если бы Аля проснулась, и послезавтра рассказывала бы этим двум сумасшедшим, какие ей сны виделись все это время. А они бы ей наперебой делились с ней чем-то из своей жизни. Отвлекла его от этих фантазий одинокая пчелка, севшая на лобовое стекло.

— Что ты прилетела? Лети к себе домой! — он вылез из машины, и попытался смахнуть ее. Рядом с первой села еще одна, потом еще три, потом еще и еще. Он мысленно приказал им улететь, но они не подчинялись. Хотя это были его новые пчелы, и он их узнал, но почему-то они его не слушались. Он не понимал, кто их сюда позвал, и зачем они здесь появились.

Количество насекомых росло с каждой секундой, Бимен поднял голову. Над ним гудел целый рой. Но внимание привлекла белая больничная стена третьего этажа. Одно из окон было темно серым, и оно явно выделялось среди остальных. В шевелящейся массе он узнал своих пчел. Захлопнув дверь, он побежал обратно в больницу.

Кое-как договорившись, что бы его пропустили на две минуты, он взлетел на третий этаж, и обнаружил, что это та самая палата, где лежала Аля. Заглянув внутрь, в темноте было сложно что-то разобрать, и он почти на ощупь добрался до окна. Действуя скорее интуитивно, чем руководствуясь здравым смыслом, Бимен поднял рукоятку фрамуги вверх и приоткрыл окно.

Серое облако, с низким гулом ворвалось внутрь, и легло на кровать больной, накрыв ее всю полностью. Оторопев от неожиданности, он сделал несколько шагов назад, к двери, и остановился. А дальше произошло вообще что-то немыслимое.

Серая масса, постоянно двигаясь и перетекая, отторгла из-под себя больничное одеяло, которое с тихим шуршанием опустилось на пол, а бесформенная клякса, приобрела очертания человеческого тела, которое вначале подняло туловище от больничной подушки, а затем, спустя несколько секунд, опустило ноги на пол. Подавшись вперед, уперев руки в колени, оно встало, и покачиваясь, подошло к окну. Какое-то мгновение стояло, словно задумалось о чем-то, а потом рывком распахнуло окно настежь.

Ветер, который спрятался за окном, и ждал подходящего момента, чтобы выскочить, как чертик из табакерки, ворвался внутрь, слегка качнув серого человека. Но это была иллюзия. В движение пришла только оболочка, та которая состояла из насекомых, она стала рассыпаться, человек под ней даже и не шевельнулся, словно с него сдули что-то.

Бимен потом подумает, что, наверное, это не ветер был вовсе, а душа влетела в родное тело. А пока же он стоял, открыв рот, и наблюдал, боясь пошевелиться, чтобы что-нибудь не испортить. Пчелы исчезли, буквально в одно мгновение, пока он завороженный смотрел на нее. У окна раскинув руки в стороны, стояла Аля. Длинные волосы шевелил встречный поток воздуха, она поднялась на цыпочки и потянулась к потолку.

Пчеловод залился краской, смущение сделало лицо пунцовым. Женщина была без одежды. Ему захотелось стать невидимым, и незаметно покинуть покои. Ожидая, что она вот-вот обернется, он стоял и не дышал. Медленно тянулось время. Аля опустила голову, и увидела лежащее одеяло, потом присела, взяла его в руки, и взмахнув им над головой накинула себе на плечи. Немного постояв так, опустилась на кровать, и свернувшись калачиком уснула.

Лицо прежде бледное, приобрело легкий румянец, ресницы слегка подрагивали, видно было, что ей что-то сниться, она улыбалась.

На цыпочках, чтобы не разбудить ее, Бимен прокрался к окну, и закрыл распахнутую створку. Чтобы душа опять куда-нибудь не улетела. Потом так же бесшумно, покинул палату, и моля о том, что бы в коридоре не попался навстречу Максимильен, прошмыгнул к выходу, а вскоре и к своему авто.

Дорога от автобусной остановки до дома, обычно отнимавшая минут семь неспешной ходьбы, превратилась в бесконечный путь, который все не кончался и не кончался. Даже когда показалась родная калитка, все равно не покидало ощущение, что она далеко, и до нее сегодня ну никак не добраться. Ноги гудели от непривычной нагрузки, еще бы, она не бегала со школы. Но все силы, на самом деле, забрало горе, которое она же сама и сделала. Ален закрыла за собой дверь, и не разуваясь, прошла в комнату, что бы лечь на кровать.

Она упала в мягкие объятья матраца, раскинув руки в стороны, и лежала лицом вниз, пока очередной приступ отчаяния, смешанный с горечью одиночества, не заставил течь слезы, а грудь сжимал спазмами рыданий. Так она и заснула, с лицом на мокрой подушке, и соскочившей одной туфлей, лежавшей теперь возле кровати.