Алексей Морозов - Бесс-фракиец [СИ]

После этого отношение Гая к колдуну резко переменилось. Вернувшись со службы в родную Капую, он все время держал египтянина при себе, внимательно прислушиваясь к его советам. Так, последовав указаниям Нузириса, он сумел собрать и преумножить добытые в походе богатства, вложил деньги в гладиаторскую школу и добился немалого веса в обществе, получив славу самого успешного ланисты города.

Взамен же маг просил совсем немного: всего лишь возможность творить ритуалы в честь своих богов. Для этого Гай выделил ему подземелье под своим городским особняком, сам же туда и носа не показывал: пусть творит, что пожелает, капуанцу до этого не было никакого дела. Имелись у египтянина и другие просьбы, странные, но не составляющие особых хлопот. Он просил, чтобы тела мертвых рабов-гладиаторов сразу же после боев приносили к нему в подземелье. Иногда даже сам ходил в амфитеатр и тайно скупал у надсмотрщиков отрубленные части тел. На все вопросы бормотал в ответ что-то о ритуалах Города Мертвых и магии черных племен далекого Юга. Полибию от всего этого становилось не по себе, однако он решил не вмешиваться: лишь бы маг оставался при нем.

И вот однажды колдун предъявил хозяину плод своих многолетних трудов — Неистребимого. Это уже позднее Гай назвал его так для арены, потому что имя, которое дал ему Нузирис, невозможно было произнести, не сломав язык. Египтянин говорил, что смешал древние практики жрецов Города Мертвых с какими-то обрядами колдунов диких племен Африки. Говорил, что создал непобедимого воина — существо из частей тел сильнейших бойцов, сшитых воедино, — и вдохнул в него жизнь, заключив с древними богами тайное соглашение. Гай не слишком вдавался во всю эту мороку, но очень быстро извлек для себя выгоду, испытав колдовское существо в амфитеатре. Оказалось, что это — идеальная машина для убийства. Что и требовалось толпе зевак, собирающейся поглазеть на гладиаторские бои. Потустороннее существо с экзотической внешностью и необычной манерой драться очень скоро стало всеми любимым чемпионом Капуи. Кроме того, руками Неистребимого Гай Полибий принялся устранять своих главных конкурентов, врагов и просто нежелательных людей, надежно укрепив свое положение в городе. Слухи о каре богов, Полночной Смерти Капуи, пугливым шепотом расползались по улицам и домам патрициев, а дом Полибия всё продолжал возвышаться над прочими…

— Дарога нет, — вывел ланисту из воспоминаний низкий голос раба-каппадокийца, одного из четырех, что несли господский паланкин.

— Что значит "нет"? — не понял капуанец и, костеря бестолковых носильщиков, так толком и не выучивших язык латинян, отодвинул полог и посмотрел, что творится впереди.

А впереди путь ему преграждала толпа, собравшаяся у дома, в который он как раз направлялся. Все страшно галдели, причитали и бормотали какую-то околесицу о гневе богов и молнии Юпитера. Основная масса толкалась у ворот во двор, задние ряды напирали на передние, любопытно вытягивали шеи и напрягали глаза, пытаясь что-то рассмотреть.

Не желая ждать, пока народ расступится, Полибий в ярости велел опустить паланкин наземь, вышел из него и, раздавая тычки и проклятья, проложил себе путь прямиком сквозь толпу. Протиснувшись, наконец, через неимоверное скопление народа, ланиста вошел во двор. И обомлел: двое рабов выносили из внутренних покоев погруженное на носилки тело человека, закутанного в черные одеяния. Капуанец спешно подошел к ним, откинул скрывавшее лицо покрывало… и в ужасе отпрянул. Остекленевшими черными опалами невидящих глаз на него смотрело лицо Нузириса — застывшая маска смерти и леденящего ужаса. Египтянин был мертв.

Капуанский ланиста Гай Полибий протяжно застонал.

Только сейчас он вспомнил, как верный маг говорил ему, что заключая соглашение с древними богами и вдыхая жизнь в неживое тело, он препоручает свою собственную жизнь их воле. И поэтому, если падет Неистребимый, то в тот же миг смерть постигнет и его создателя, ибо одной нитью связаны они. Тогда Гай ему не поверил. Когда фракиец на арене растоптал скарабея, в сердце ланисты закралось смутное сомнение. Теперь же капуанцу казалось, что где-то рядом витают бесчисленные тени неведомых демонов в поисках человеческих душ.

И тогда истошный вопль безумия огласил маленький дворик римского особняка в богатом квартале Тримонтиума.

Отгорел рассвет и, вступив в свои права, новый день солнечными лучами осветил величественные кроны гигантских деревьев. Летний ветерок, прошелестев меж пушистых ветвей, тронул легкой рябью зеркальные воды бегущего среди трав ручья и устремился вдаль, обдувая скалистые утесы серых отрогов гор, нерушимой стеной возвышавшихся на востоке.