Кортни Коул - Люмен

– Ничего, – отвечает он.

Он протягивает мне свою руку, и его ладонь оказывается теплой.

– Потому что это не должна быть ты, Калла. Я не мог позволить, чтобы на моем месте оказалась ты.

Все это какая-то бессмыслица, и когда я оказываюсь дома, Сабина сопровождает меня в мою комнату и заставляет выпить чаю. Я с благодарностью принимаю ее помощь, потому что сейчас мне необходимо забытье, которое всегда приносят ее отвары.

Мне нужна тьма.

Мне нужно побыть с Финном наедине.

Я не могу существовать в мире, где его нет. Он мой луч света. Мой луч света.

На протяжении нескольких дней я сохраняю неподвижность. Я с трудом могу говорить и ем только то, чем меня почти насильно кормят. Мне больше не хочется жить, ведь со мной больше нет Финна.

Джонс отвозит меня в церковь, потому что мне нужно помолиться, пусть даже тому Богу, который забрал моего Финна. Это единственное, на что я способна.

Возведенная из кирпича церковь в неоготическом стиле как будто пронзает заслоненное облаками небо, выглядит сурово и в то же время представительно.

В нерешительности я смотрю на собор из-за автомобильного окна.

– Это церковь Святого Томаса Кентерберийского, – сообщает мне Джонс, – семья Саваж является ее постоянными прихожанами.

Он всего лишь произносит нашу фамилию, но в моей голове почему-то появляются мысли о ее происхождении, и это кажется мне весьма ироничным. Дикие, жестокие. Последнее время все люди кажутся мне такими. В частности, и те, кто верит в Бога, который отнял у меня моего брата.

– Я подожду вас здесь, мисс, – говорит мне Джонс, поудобнее устраиваясь на водительском сиденье.

Я киваю и, расправив плечи, уверенным шагом направляюсь к главному входу.

Внутри царит атмосфера спокойствия, и внутреннее убранство церкви меняется от строгой готики к пышному декору в лучших католических традициях.

Здесь царит некий благоговейный дух, в воздухе витают святость и умиротворение. И, несмотря на то что я далека от религии, меня это подкупает.

Статуи святых и ангелов на стенах позолочены и выполнены с вниманием к мельчайшим деталям, включая распятие креста в передней части зала.

Его лицо искажено от боли, а с рук и ног стекает кровь.

Я отвожу взгляд, потому что, несмотря ни на что, мне все еще тяжело принять, что кто-то способен на такую жертву. Но в то же время я чувствую глубокое сочувствие. Особенно теперь, когда моего брата больше нет, и это для меня величайшая жертва, которая только могла быть принесена.

– Ты пришла сюда исповедаться, дитя?

Низкий голос раздается откуда-то сзади. Я замечаю священника, очевидно, наблюдавшего за мной. Его глаза буквально сияют кротостью, горло прикрывает белоснежный воротник, и, невзирая на то что он видит меня впервые, этот мужчина, этот священник добр ко мне просто потому, что такова его суть.

Я сглатываю ком, подступивший к горлу.

– Я не католичка, – осторожно говорю я, чтобы это прозвучало максимально мягко в этом особенном месте.

Он лишь улыбается мне в ответ.

– Постараюсь не использовать этот факт против тебя, – обещает мне он и протягивает свою ладонь.

Я пожимаю ее, чувствуя тепло его кожи.

– Я отец Томас, – представляется он, – а это мой приход. Добро пожаловать!

Даже его руки излучают свет. Я чувствую тепло, когда он прикасается ко мне, и впервые за несколько недель мне становится так легко и комфортно.

– Спасибо, – бормочу я.

– Хочешь, я проведу тебе экскурсию? – предлагает он, и я согласно киваю:

– Я только за.

Он не спрашивает меня, зачем я пришла и что мне нужно, он просто проводит меня по кругу, периодически указывая на тот или иной артефакт, на какую-то любопытную деталь интерьера или на великолепно расписанный витраж. Он разговаривает со мной, не жалея времени, и заставляет меня почувствовать себя так, словно во всем мире осталась только я, словно я – лучшая компания для него.

Наконец, заканчивая свой рассказ, он обращается ко мне:

– Не хотела бы ты присесть?

Я хочу.

Он усаживается рядом со мной, и только теперь мы погружаемся в молчание.

– Мне сказали, что моя мама частенько сюда ходила, – наконец признаюсь я, – и мне просто хотелось почувствовать себя ближе к ней.

Священник изучает меня своим пристальным взглядом:

– И как? Помогло?

Я пожимаю плечами:

– Не очень.

– Я служу здесь уже довольно давно, – кротко говорит он, – мне кажется, я знаю твою маму. Лора Саваж, верно?