Кортни Коул - Люмен

Между мной и Финном воцаряется тишина, поэтому я прижимаюсь лбом к стеклу и смотрю в окно, пока он ведет машину, разглядываю пейзаж, который окружал меня с тех самых пор, как я родилась.

Несмотря на неподдающиеся описанию внутренние страдания, я вынуждена признать, что холм, на котором мы живем, прекрасен.

Все вокруг окрашено в живые зеленые тона: хвойные деревья, папоротники, буйная лесная растительность. Мы живем посреди раскинувшихся полей, цветущих садов, но есть и каменные утесы, где наступает царство красноватой глины.

Думаю, все это довольно символично. Зеленый – это жизнь, а красный – опасность. Красный – это острые скалы, предупреждающие огни, расплескавшаяся кровь. А зеленый… Зеленый – это листва деревьев, сочные яблоки и клевер.

– Как по-латински будет «зеленый»? – спрашиваю я рассеянно.

– «Viridem», – отвечает он. – А что?

– Да просто, – говорю я, глядя в зеркало заднего вида на наш удаляющийся дом, постепенно исчезающий из вида.

Огромный, в викторианском стиле, он гордо стоит на вершине горы, на краю утеса, подпирая своими башенками облака. Он очень красивый и изящный, и в то же время есть в нем нечто от готики, что-то очень мрачное. В конце концов, в этом доме ведь расположено похоронное бюро, и место весьма подходящее: в самом конце трассы на вершине холма. Кажется, это идеальная площадка для фильма ужасов.

И называться он мог бы «Последнее похоронное бюро слева» .

Только чудо может помочь нашему отцу сдать в аренду маленький гостевой домик по соседству, и я чувствую легкий укол вины. Возможно, ему сейчас действительно нужны деньги, а я так давила на него, требуя отдать его мне или Финну.

Я отвожу взгляд от нашего дома, пытаясь скрыться от чувства стыда, и смотрю на океан. Он бескрайний и серый, а его волны бьются о берег, словно совершая казнь над неподвижными камнями, врезаясь в них снова и снова. Над водой образуется туман, потоки ветра относят его в сторону от пляжа. Это одновременно восхищает и пугает меня.

В больницу мы приезжаем рано, поэтому решаем выпить кофе и позавтракать в местном кафе, чтобы скрасить ожидание.

Я беру свою чашку и направляюсь к столикам в задней части зала, где опускаюсь на диванчик, пока Финн с носом зарывается в свои учебники по латыни.

Я закрываю глаза, чтобы отдохнуть еще хотя бы минуту, потому что вечные дожди в Астории заставляют меня постоянно чувствовать сонливость.

Звуки больницы постепенно превращаются в неразличимое фоновое жужжание, и я перестаю обращать внимание на визг и многоголосые крики, разлетающиеся по коридорам. Потому что, честно говоря, мне совсем не хочется знать, о чем они там вопят.

Я погружаюсь в темный мир моих сновидений, и одному богу известно, как долго я нахожусь в этом состоянии, пока не замечаю, что кто-то пристально смотрит на меня.

Когда я говорю, что «замечаю», то имею в виду, что я буквально чувствую это, так, словно кто-то протянул ко мне свою руку и коснулся моего лица кончиками пальцев.

Открыв глаза, я озираюсь по сторонам и замечаю чей-то темный взгляд, прикованный ко мне: настолько темный, что он кажется почти черным, и его энергии вполне достаточно, чтобы заставить меня замереть на месте.

Эти глаза принадлежат парню.

Мужчине.

Наверное, ему не больше двадцати или двадцати одного, но все в его внешности заявляет о мужественности. В нем не осталось ни капли от мальчика, которым он, должно быть, когда-то был. Эта его часть, совершенно очевидно, изжила себя. Я вижу это в его глазах, в том, как он преподносит себя, в его манере держаться. Он пристально смотрит на меня, словно между нами протянута неразрывная нить. В его глазах прячутся миллионы противоречий… Отстраненность, теплота, загадочность, харизма и что-то еще, название чему я не могу подобрать.

Он мускулистый, высокий, на нем потрепанная черная толстовка с ярко-оранжевой надписью «Irony is lost on you». Его темные джинсы держатся на нем благодаря черному кожаному ремню, а его пальцы длинные и тонкие.

Непослушные пряди темных волос спадают на лицо, и он нетерпеливо отбрасывает их своей жилистой рукой назад. Но его взгляд остается прикованным ко мне. У него брутальная мужественная челюсть с легкой щетиной.

Наши взгляды пересекаются, словно между нами провод жизнеобеспечения или внезапно грянувшая электрическая молния: я могу почувствовать ее заряд, пробегающий мурашками по моей коже – словно миллион крошечных коготков заставляет мои щеки пылать огнем. Мои легкие сжимаются, и я тяжело сглатываю ком, подступивший к горлу.