Андрей Сенников - Врастая кровью

— На Кожух, олмон-па… [2] Олмон-па (тельмуч.) — отец.

Лоб покрылся испариной. Звуки толпились в горле, ворочались в памяти, словно гудящие пчёлы. Уф, а ведь отец учил когда-то…

— Кожух [3] Кия и Кожух — реки, протекающие в Кемеровской области. Всё остальное — плод воображения автора. течёт длинно, — заметил дедок между двумя зловонными облачками из трубки. Пых-пых. Он обошёл машину, оглядывая её всю, словно перекупщик на авторынке: зубастый «Борис Фёдорыч» на «мудах»; экспедиционный багажник с люстрой и мешками в перекрестье ремней; лебёдка на переднем силовом бампере; шноркель; гусиная лапа хай-джека торчит за запаской на задней двери.

— Дельно собрался, дорого, — сказал дед, остановившись рядом со Степаном и заглядывая ему в лицо остывшими угольками глаз. — Пожалуй, далеко уедешь. Кожух течёт длинно, но не везде стоит бывать. Особенно такому чикче, как ты…

От старика несло самосадом и пыльной ватой. Степан заметил вельветовые джинсы, заправленные в драные ичиги. О чём это он болтает?

— Не пойму тебя, олман-па, — сказал Степан. Вика ещё стояла возле удобств, дожидаясь очереди, за спиной старика Витёк тащил в охапке с полдюжины запотевших банок с «семёркой», сигарета свисала с нижней губы. — Я бывал там много раз…

Ему очень захотелось, чтобы настырный и язвительный дед растворился в вязком горячем воздухе, как дымок его вонючей трубочки. Чего пристал?! Степан обошёл старика и открыл Виктору багажную дверь. Скатка из палатки и спальника немедленно выкатилась ему в руки, обнажив оружейный чехол, в лицо дохнуло жаром, но на полке место было. Виктор освободился от ноши.

— Абориген? — указал он подбородком, глаза влажно блестели, лоб покрывала испарина: одну «семёрку» он явно сплющил, не отходя от стойки.

— Будешь?

Степан мотнул головой.

— Не боись, — осклабился Виктор, — Ментов поблизости не наблюдается.

Он протянул банку пива, но Степан брать её не стал. Дело-то вовсе не в ментах.

Виктор хмыкнул, сорвал кольцо и, прихлёбывая, направился к аборигену. Степан закрыл дверь, остальные так и оставались открытыми всё это время, отчего «шевик» напоминал зелёного жука-мутанта.

— Хау! — сказал Виктор. Он возвышался над стариком, словно утёс над водой. — Дерсу Узала, однако. Белку в глаз бил?

Степан дернулся, было, а потом мстительное и злорадное чувство заставило его вытащить новую сигарету. Пусть побеседуют. Он привалился к запаске, задымил и стал смотреть вдоль пустой улицы. Хлопнула дверь туалета. Степан не обернулся. Пёс под забором тяжело уронил голову на лапы, из магазина кто-то вышел и побрёл переулком, ссутулив спину. Степан стряхнул пепел, усмехнулся: надо же, городского пижона Витька стращал, а привязались к нему, да ещё старый тельмучин.

— Ты чего, папаша, молчишь? — услышал он. — В горле пересохло? На, вот, холодненького… Огненная вода, хе-хе… «Девятки» не было, извини…

— Эй, не хами! — одёрнул Степан пижона, но вяло, без огонька.

Он вышел из-за машины вперёд, к водительской дверце. Фильтр сигареты намок от слюны и горчил. К его удивлению, старик молча принял банку пива и сунул её, не глядя, в карман подбушлатника. Початую. Трубочка мерно пыхала. На дарителя старик не смотрел, выражение лица казалось бесстрастным, хотя Степан заметил тень озабоченности. Или насмешки?

— Да ладно, я так, угостить хотел, — сказал Виктор.

— Поедем что ли, — сказал он чуть погодя, утерев губы. — Вон нимфы наши идут…

Он обошёл старика, словно столб, и забрался в машину. Степан с неприязнью заметил, что старик-тельмучин, не отрываясь, смотрит на девчонок. Нет, не так. Он смотрит именно на Викторию: длинные ноги в узких джинсах, голый живот под красным топом, сильно натянутым высокой грудью; белую шею и длинные распущенные волосы: чёрные, блестящие. Вика улыбалась, лицо Оксаны хранило всё тоже брезгливо-страдальческое выражение. Степан обречённо вздохнул.

— Садитесь, — сказал он и добавил неожиданно для себя. — Витёк там пива купил холодного.

Вика уселась на заднее сиденье, с интересом рассматривая аборигена с трубкой. Оксана сильно хлопнула дверью и сразу же открыла окно. Окинув быстрым взглядом машину — всё ли в порядке? — Степан опустился на горячее сидение и потянул дверь на себя.

Старик придержал её за рамку окна и что-то быстро забормотал, шевеля морщинами. Углы рта опустились, чашка трубки прыгала вверх-вниз. Степан разбирал звуки, казавшиеся знакомыми, но стоило ему только попытаться вникнуть в их смысл, как всё сливалось в какофонию. Заломило виски.