Роберт Блох - Рассказы. Том 5. Одержимость [Компиляция, сетевое издание]

К началу осени 1693 года он перебрался в грязную деревеньку, где жили и работали иноземцы [4], в бесплодную пустыню в семидесяти милях вверх по побережью (по прямой) и на целых десять миль дальше по извилистому, разбитому проезжему пути. Оставив жену, двоих детей и справное место проповедника на бостонской кафедре, он нежданно-негаданно сорвался в Рудсфорд. Гидеон был столпом Церкви со своими пламенными проповедями и фанатичной преданностью делу, с той самой несгибаемой пуританской истовостью в суровых условиях новой земли. Все это, однако, как будто вступало в спор с аскетичным лицом и худощавой фигурой, придавая его внешности черты долговязого служки. Лишь в непоколебимо горящих глазах был намек на тот запал, что и делал Годфри истинным воплощением Святой Церкви Массачусетского залива [5], когда он ускакал в пустошь, чтобы схлестнуться там с язычниками.

Его уход вызвал к жизни множество кривотолков. Хотя, тем самым он заслужил одобрение начальства, большинство сочло это предприятие опрометчивым. Благоразумные вынесли свой вердикт — Гидеон свалял дурака. И в умах у старост гуляло больше опасений, чем было одобрения. Тем не менее, под плач друзей и родных Гидеон Годфри в конце сентября 1693 покинул Бостон верхом на лошади. Перед отъездом он наметил маршрут к паскуантогским сахемам, потому как им было кое-что известно о той местности, по которой пролегало его путешествие. Он держал путь в Ньюбери, собираясь переночевать там, а после с наступлением следующего дня отбыть в Портсмут перед тем, как отправиться на Запад. Затем, дав себе краткую передышку в маленькой деревушке Йорк, Гидеон намеревался следовать прямо по нехоженым лесным тропам, которых так страшились поселенцы и дикари.

Когда Годфри в двух словах так описал свой маршрут, индейцы лишь покачали головами. «Неведомый ужас, — шептались они, — крадучись пробирается сквозь древние леса и взирает с мрачных холмов». Туземцы предупредили проповедника о том, как опасно одному с наступлением ночи ехать верхом или совершать рискованные вылазки в укромные лесные уголки. Ему посоветовали держаться берега и оставаться в огненном круге, если по пути между поселениями его застигнет ночь. Гидеону не терпелось побольше узнать о цели своего похода, но когда он спросил напрямик, паскуантоги качая головами делали вид, будто ничего толком не знают о Рудсфорде и притворялись, что не понимают о чем идет речь. Старейшина Оакимис умолял Годфри отказаться от путешествия, но в конце концов, ему предоставили двух пеших проводников.

Так они и тронулись в путь; в первые два дня намеченное расписание было строго соблюдено, путешественники с легкостью добрались до Ньюбери, затем до Портсмута, а потом и до Йорка. Следующим днем на рассвете путники окунулись в неизведанный мир. Западные холмы окутывала голубоватая дымка, а море застилал серый туман. Осенняя прохлада витала в воздухе, и вскоре почва у них под ногами покрылась красноватокоричневой листвой [6]. Когда Киттери и Йорк остались позади, и экспедиция углубилась в дебри, проводники вновь хором повторили предостережения Оакимиса, глядя на черную лесистую дорогу перед ними. Вскоре море скрылось из виду, но гулкий шум валов еще надолго застыл у них в ушах. Теперь путники пробирались под сенью лесных сумерек. Синие тени нависали поперек извилистой тропки или прятались за стволы вековых деревьев. Откуда-то издали доносились странные шорохи на запутанных тропинках, Гидеону вспомнились пересказы сахемов о лесных существах — обитателях индейских легенд.

Один раз от журчащего издали ручья послышались отголоски зловещего хохота, проводники при этом попятились, а лошадь Гидеона жалобно заржала, но сам Годфри не повел и ухом.

Лес, сквозь который лежал их путь все густел, запутанные тропы, иной раз мешали сориентироваться. Время текло, как песок сквозь пальцы, пока в конце концов, не стало казаться, что от тщательно составленного Гидеоном расписания дневных путешествий и вовсе не было проку [7].

Перейдя вброд быстро несущийся речной поток вскоре после полудня, они углубились в заповедную лесную даль, где от укутанной мраком тропинки остался один лишь смутный силуэт.

Здесь, в сумрачной тишине, знакомые голоса зверей и птиц зазвучали неестественно глухо. Как будто они и в самом деле куда-то запропастились, вдобавок не заметно было привычного гнуса. Даже растительность странным образом изменилась; они не видели ни листьев, ни травы, ни обычного кустарника — только большие черные тени старых и увядших деревьев.