Елена Арсеньева - Темное пламя любви [litres]

– Ну почему ты так думаешь?.. – фальшиво забормотал Владимир Николаевич, но Ольга уже не слушала: махнула рукой и пошла прочь.

Все вокруг расплывалось, и она не сразу поняла, что плачет.

Ну надо же… Заплакала все-таки! А уж думала, что вместе с треснувшей головой и разбившимся сердцем треснула и разбилась та железа, которая вырабатывает у человека слезы. Это ведь впервые заплакала Ольга с той минуты, когда Игорь прострелил ей руку. Тогда залилась слезами от боли, страха – и оттого, что совершенно ясно поняла: ей надо выброситься в окно, только чтобы не видеть, как любимый, любимый, бесконечно любимый человек убьет ее своими руками.

– Господи! – отчаянно крикнула она, понимая, что вот сейчас погибнет, и ударилась всем телом в стекло. Она еще помнила, как начался ее полет вниз… потом сознание померкло.

…Лифта в хрущобе, где они снимали квартиру, не было. В тот роковой день Ольга привычно поднималась пешком на свой пятый этаж, когда на площадке четвертого ее сильно толкнул бегущий вниз мелкорослый невзрачный мужичонка в замызганном куцем пальтеце, похожий на мышонка, зачем-то нахлобучившего белую каскетку с каким-то черным рисунком. Каскетка была самым запоминающимся пятном в его невыразительной, серой внешности, потому что на дворе стояла зима; тут ушанку надо надевать, а не каскетку! А, ну да, еще весьма запоминающимся и впечатляющим был запах перегара, который источало, казалось, все это невзрачное существо: и дыхание его, и даже одежда.

Ольга с трудом удержалась на ногах, схватившись за перила, и сердито крикнула:

– Поосторожней можно?!

Ответа она, понятное дело, не была удостоена и продолжила подниматься, обеспокоенно размышляя о том, почему этот мелкий человечишка – ну вот натурально мелкий бес! – летел вниз так поспешно. Может быть, ограбил какую-нибудь квартиру и улепетывал с награбленным? Хотя нет, в руках у него вроде бы ничего не было. Вот разве что по карманам краденое рассовал?

Ольга задумчиво посмотрела вслед «мелкому бесу». Странно, откуда взялось ощущение, что она его где-то раньше видела? Эта дурацкая каскетка…

Почему-то каскетка нарисовалась в ее воображении валяющейся на грязном-прегрязном, затоптанном полу рядом с распростертым тощим телом, татуированным не только с ног до головы, но и в тех местах, которые обычно хоть фиговым листком, да прикрыты. На каскетке был нарисован череп, и на груди человека был наколот череп, и Илья Иваныч, старый фельдшер, с которым Ольга тогда работала (он недавно на пенсию ушел, к сожалению, а ведь таких фельдшеров поискать!), пробурчал: «Если Скалолазка будет так пить, как пьет, эта самая картинка нарисуется на его собственной черепушке!»

Точно, это Скалолазка!

Его знали на районной подстанции «Скорой помощи» все. Ну да, Скалолазка – это не женщина, а мужик. Точнее, бывший. Некое подобие мужчины – бомж из бомжей, обитатель – в компании с такими же, как он сам, алкашами, а также крысами и тараканами, бомжатника из бомжатников: дверной проем грязным одеялом завешен – пропили дверь, окна заколочены фанерками – стекла выбили в пьяном угаре… Прозвище свое Скалолазка заслужил тем, что в припадке белой горячки выскакивал во двор и пытался взобраться на стены дома, вопя или хрипя – в зависимости от густоты шкурки овладевшей им «белочки» – известную песню Высоцкого: «Ох, какая же ты близкая и ласковая, альпинистка моя, скалолазка моя!»

Ольга вспомнила, как однажды откачивала этого Скалолазку: галлюцинации у него были сильнейшие, то бился и кричал, то звал кого-то, то лежал недвижим… тогда его врачи вытащили буквально с того света, но остались в уверенности, что он надолго не заживется.

Ан нет, смотрите-ка, не только жив, но и вполне бодр – вон как чесанул вниз по лестнице!

Что же Скалолазка здесь делал? Неужели и впрямь обворовал кого-то?

На всякий случай Ольга внимательно осмотрела двери квартир на площадках четвертого и пятого этажей, но ничего подозрительного не углядела. Все двери были заперты, за каждой царила спокойная тишина (белый день, люди на работе) – только в квартире, соседствовавшей с той, где жили они с Игорем, громко болтали и хохотали мальчишки. Судя по обрывкам этой болтовни, за Мишкой (сыном хозяев) зашли его приятели, чтобы вместе идти играть в футбол, даром что зима на дворе. Ольга этому втихомолку порадовалась, потому что Мишка и его друзья, которые вечно у него тусовались, были публикой очень шумной, картонные стены хрущобы служили слишком слабой преградой для их буйного юного веселья, а Ольга надеялась хоть немного поспать после ночной смены.