Рэт Уайт - 400 дней угнетения

Когда Кеньятта вошел, он взглянул на нас и покачал головой. Не удержавшись, я опустился на колени и начал расстегивать его брюки.

- Пусть ваш котенок расслабит вас, Господин.

Анжела упала рядом со мной, и мы обе вытащили его член и начали лизать его сверху и снизу. Это сработало, я видела, как решимость в глазах Кеньятты начала таять.

- Я принял решение.

Слова повисли в воздухе, как грозовая туча. Я пыталась игнорировать их и сосредоточиться на сосании его члена, но слезы уже начали образовываться в моих глазах. Анжела не останавливалась. Она дрочила ему, все еще облизывая головку его члена.

- Как вы думаете, что случится с рабыней, если хозяин вернется домой и увидит, что она трахается с его женой? - спросил Кеньятта, и я начала дрожать.

Я знала. Я знала, что он собирался сказать, еще до того, как он это сказал.

- Он бы ее выпорол, - сказала Анжела, все еще поглаживая пульсирующую эрекцию Кеньятты. - Он бы выпорол их обоих.

- А потом? - спросил Кеньятта, глядя на нас сверху вниз.

- Он убьет ее? Ты не можешь убить ее, Кеньятта!

- Не глупи! Рабы были дорогими. Ты не уничтожишь дорогую собственность, если нет другого выбора.

- Он продаст ее, - сказала я. - Если хозяин поймал свою рабыню в лесбийском акте со своей женой и не убил, он продаст ее.

Кеньятта кивнул, и слезы потекли из моих глаз.

- Нет, - выдохнула Анжела. - Я думала, ты сказал, что не продашь ее?

- Я говорил вам, что эксперимент не был бы реальным, если бы я этого не сделал. Это только подтверждает это.

Он все это спланировал. Он собирался продать меня кому-то еще, новому Господину. Я чувствовала, что мое сердце медленно разрывается. Я обезумела и почти потеряла сознание.

- Пожалуйста, Господин! Пожалуйста, не продавайте меня! Избейте меня кнутом! Забейте меня до смерти, но не продавайте!

- Уже. Госпожа Делия заберет тебя утром.

Я завопила и бросилась к его ногам.

- Нет! Нет, Господин! Пожаaaaaaaлуйста!

- Как я уже сказал, дело уже сделано. Это должно быть сделано.

Он вытащил свой, теперь уже вялый, член из рук Анжелы и спрятал его обратно в штаны, затем наклонился и взял книгу. Kнигу, с которой все началось, книгу, которую я боялась, " 400 лет угнетения" . Я не хотела слушать, что он скажет.

- Нет. Нет. Нет.

Я говорил о книге не меньше, чем о том, что меня продадут этой огромной кожаной лесбиянке из Общества «О». По крайней мере, это была женщина. Мысль о том, что Кеньятта продаст меня другому мужчине, была бы слишком мучительной для меня.

-…Мятежные рабы часто отделялись от своих семей и продавались на другие плантации. Часто меняя доброжелательного владельца на более строгого, и часто - более жестокого хозяина. Некоторые рабы полюбили своих хозяев, и когда их продавали, они были травмированы как потерей семьи и друзей, так и потерей своих любимых хозяев и плантаций, которые они считали своим домом. Жены рабовладельцев, которые рожали детей от рабов, часто были зачинщиками, которые требовали, чтобы рабы хозяина были проданы, оставив своих детей…

Я хотела сказать ему, что мне уже все равно. Меня не заботили рабы, которых продали вдали от своих семей, до тех пор, пока меня не продали, до тех пор, пока мне не пришлось терпеть потерю моего Господина. Я не хотела уходить, но я знала, что это не имеет значения. Я ничего не могла сказать, чтобы изменить его мнение, кроме стоп-слова, которое я бы никогда не смогла произнести.

- Господин?

- Да?

- Может вы займётесь со мной любовью в последний раз?

Анжела и я все еще были на коленях. Рот Кеньятты открылся, чтобы ответить, казалось, он передумал, закрыл рот и кивнул. Анжела обняла меня, затем встала. Она поцеловала Кеньятту в щеку и вышла из комнаты.

- Займите спальню. Вы двое должны побыть наедине. Я посмотрю телевизор.

В ту ночь я плакала в объятиях Кеньятты. Мы занимались любовью медленно, с любовью. Я шептала ему о своей любви, задыхаясь от удовольствия, вжимаясь в матрас под его мускулистым телом. Его голос был напряженным, хриплым, когда он прохрипел ответ:

- Я тоже тебя люблю, котенок.

Я не могла видеть его глаза в темной спальне, даже при свете лунного света сквозь открытые жалюзи, но подозревала, что он тоже плачет.

Груди Госпожи Делии были больше моей головы. Это была моя первая мысль, когда я увидела, как она подошла к входной двери с этими титаническими грудями, сжатыми в корсет, который вталкивал их под подбородок, словно две бледные дыни. Она выглядела мягкой и рыхлой. Когда она шла, жир на ее руках трепетал, как крылья, и ее бедра, легко окружавшие всю талию, терлись от промежности до чуть выше колена. Ее задница заставляла мою выглядеть позитивно миниатюрной. Она была размером с тыкву - две тыквы - спрессованная и сжатая в красную латексную юбку. Ее живот торчал почти так же, как ее грудь. Все на ее теле покачивалось, когда она шла. Рядом с ней я выглядела практически истощенной.