Рэт Уайт - 400 дней угнетения

«Ящик» был сосновым гробом, который Кеньятта купил в местном морге. Он был четыре фута [21] около 1.22 м в ширину, три фута [22] около 0.91 м в глубину и шесть футов [23] около 1.83 м в длину. Кеньятта купил несколько длинных цепей и несколько толстых металлических петель, которые он вкрутил в деревянные фермы на полу в потолке подвала. Затем он подсоединил к нему цепи и, ввинтив несколько других петель в гроб, подвесил все это на расстоянии трех футов от пола. Он держал цепи длинными и свободными, чтобы из-за малейшей вибрации все это колебалось. Затем он подключил к нему мотор, который тянул шкив вверх и вниз, неуклонно покачивая ящик, как движение спокойных волн, мягко качающих лодку.

- Это даст тебе ощущение, что ты в море. Я не могу нанять кучку обнаженных африканцев, чтобы посадить вас сюда, поэтому этот гроб будет имитировать то же чувство клаустрофобии, которое они, должно быть, испытывали, плотно упакованные с сотнями других рабов. Я собираюсь поставить обогреватели по всей комнате и увлажнитель, чтобы было так жарко, как между палубами без окон или вентиляции. Это будет ужасно. Но просто помни, что независимо от того, насколько ужасно и некомфортно это происходит, независимо от того, насколько я испорчен и жесток, чтобы показывать тебе это, помни, что это ничто по сравнению с тем, что перенесли мои предки. У них не было стоп-слова .

- Хорошо. Я сделаю это.

- Тебе придется бросить работу. Отпуск или что-то в этом роде. Просто скажи им, что это по личным причинам. Они не будут задавать вопросы. Тогда возвращайся сюда, и мы начнем это дерьмо. Я люблю тебя, детка. Я действительно люблю тебя. Но я предупреждаю, что как только это начнется, я буду полностью предан идее. Я стану твоим угнетателем, и я не буду жалеть тебя. Никакой пощады. На четыреста дней. И этот ящик - это только начало. Путешествие моего предка через Средний Проход было только первой частью “испорченной Oдиссеи”, которая ведет вплоть до сегодняшнего дня. Я говорю о четырехстах днях, в течение которых будут все те трудности, что мой народ испытывал за последние четыреста лет. Ты уверена, что сможешь это сделать?

- Я уверена.

- Я не буду относиться к тебе хорошо. У тебя есть стоп-слово, если решишь, что больше не можешь это принимать. Hо если все же справишься с этим… Если ты продержишься все четыреста дней...

Он вытащил маленькую коробочку с кольцом и медленно поднял крышку, уставившись на мое лицо и ожидая моей реакции. Это было обручальное кольцо. Бриллиант королевской огранки, не менее двух карат, с платиновой лентой и двумя маленькими бриллиантами, вставленными с обеих сторон. Это было прекрасно.

- Ты пройдешь через это дерьмо, и я буду знать, что ты действительно понимаешь, что это такое, через что прошли мои люди, через что я прохожу каждый день. Я знаю, что ты нечто большеe, чем просто какая-то реднековская сука-фрик с низкой самооценкой, которая устала от белого отребья, с которым она сталкивалась всю свою жизнь. То, что тебе не просто скучно и ты решила попробовать что-то немного странное и побыть в трущобах с каким-то негриллой. Я буду знать, что ты действительно любишь меня и понимаешь. Тогда мы сможем быть вместе как муж и жена. Тогда, каждый раз, когда какая-то чёрная сестра посмотрит на тебя криво и скажет, что ты никогда не поймешь чернокожего человека, ты будешь знать другое, потому что сможешь сказать, что прошла через все, как и мы.

Каким-то образом все это имело смысл, когда он так выразился. У него был такой способ излагать вещи, чтобы они звучали совершенно разумно, независимо от того, насколько они были ужасными, рационализируя свою чушь настолько хорошо, что он мог убедить сделать что угодно . То, как он это выразил, звучало так, будто залезть в этот ящик - самое благородное, что я могла сделать. Как будто это было бы бесчувственно, если бы я этого не сделала. Я почти чувствовала, что если бы я не хотела подвергать себя всему этому, это сделало бы меня расисткой или, по крайней мере, трусихой. Кроме того, мы уже довели нашу игру в S&M [24] садо-мазо до крайности, которую я никогда не могла себе представить, пока не встретила его. Он научил меня наслаждаться вещами, которые еще несколько месяцев назад вызвали бы у меня отвращение. Насколько хуже это может быть? Я чувствовала, что могу вытерпеть все что угодно. А потом было кольцо. Я мечтала выйти замуж за Кеньятту много-много раз, даже до того, как мы начали встречаться, но это всегда была просто детская фантазия, которую я выбрасывала из головы почти так же быстро, как и представляла ее. Я не из тех девушек, на которых мужчины женятся, особенно такие, как Кеньятта, у которых может быть любая женщина, которую они захотят. Просто упоминание о возможности, что он и я когда-нибудь можем быть вместе навсегда , просто тот факт, что он даже думает об этом, это сделало невозможным для меня сказать «нет».