Кристиан Винд - Призраки глубин

– Матерь Божья! Что это такое?!

– Не пугайся, я сам сделал это.

Седой громила с гримасой ужаса рассматривал издали мое тело, испещренное глубокими шрамами и рубцами, не решаясь приблизиться. На коже живота, на спине, на руках, на груди и на ногах – повсюду, где я только мог дотянуться, я вырезал на коже осколком стекла одно и то же имя.

– Зачем? Зачем ты это сделал?!

Капитан в ужасе перекрестился и посмотрел на меня, как на безумного. Сейчас в его глазах я видел настоящий страх, такой, какой он испытывал, когда два часа назад мы пересекли порог палаты в лечебнице для умалишенных.

– Я показываю тебе это не для того, чтобы мы могли подружиться, старик. И не ради того, чтобы вывалить перед тобой скелеты из собственного шкафа. А потому ты должен уяснить, что к этой теме никогда больше возвращаться не стоит. Ты понимаешь меня?

Он молча тряхнул головой в ответ, отчего его густая копна растрепалась, а свинцовые пряди разлетелись по широким плечам.

– Я думаю, ты уже и сам догадался, что у меня есть некоторые проблемы с запоминанием имен, – произнес я, поднимая с пола рубашку и одеваясь. – Однажды в моей жизни появился очень близкий человек. Это случилось неожиданно и внезапно, но это было лучшее, что вообще когда-либо со мной происходило. Но вскоре с ней случилось несчастье… Я приехал в госпиталь так скоро, как только смог, а в это время ее пытались вернуть с того света. Это можно считать неудачным совпадением, но в то же время в реанимации боролись за жизнь еще одной женщины. Всего несколько букв, дружище, лишь пара букв в имени – но они решили все. Я перепутал их, и измотанный многочасовыми операциями врач сделал ей переливание крови. Но она не подошла. Потому что группа крови у нее была другая. Это даже забавно, но вторую пациентку в реанимации звали именно так. Так, как я и сказал. Тем неправильным, неверным именем… Я решил потратить все свои сбережения, чтобы установить на кладбище огромный каменный кенотаф. Такой, чтобы даже птицы видели его с высоты. Но я не смог вспомнить ее имени, когда явился к скульптору. И тогда я вернулся домой, разбил бутылку с виски и стал вырезать осколком ее имя везде, где только мог, чтобы уже никогда его не забывать. Но до лица и головы я добраться не успел, я потерял сознание от боли… И вот к чему я тебе это говорю, старик: единственное место, где Грейси нет – это моя голова.

– Ты сказал кенотаф… – придя в себя, тихо произнес капитан. – Но ведь это…

– Да. Ее тело исчезло. Хоронить мне было нечего.

Я отправился в постель сразу после вечернего душа – утомленное сознание жаждало блаженного забытья, и ноги сами несли мое измотанное тело к кровати. Моряк не стал раздеваться, он развалился прямо поверх толстого одеяла, скрестив ноги в потрепанных ботинках.

– Знаешь, нормальные люди предпочитают ложиться в койку без обуви, – мельком заметил я.

Старик нахмурился и бросил на меня неодобрительный взгляд:

– Я не стану спать голым в одной комнате с другим мужиком.

Я молча передернул плечами, распахнул настежь створку окна и с удовольствием забрался под толстый клетчатый плед. В номер тут же ворвались сырые порывы ночного ветра, из-за чего толстые гардины принялись неистово раскачиваться и приподнимать свои выгоревшие края. Капитан «Тихой Марии» поежился:

– Мы же замерзнем насмерть, детектив, какого черта ты делаешь? За окном настоящее ненастье!

– Я не смогу уснуть в душном помещении. Недостаток кислорода всегда порождает ночные кошмары.

– Ну, так проветри немного, а затем я захлопну окно, – проворчал громила.

– Не вздумай, старик. Мне нужен свежий воздух.

Я отвернулся к стене и закрыл глаза. В комнате становилось все холоднее, и спустя несколько мгновений я услыхал, как моряк возится на своей койке в попытке потуже закутаться в одеяло. Наш номер быстро погрузился в унылый стылый мрак: с черной аллеи за створками не доносилось никаких звуков, кроме завывания стихии и звона приземляющихся на подоконник капель. После бесчисленной череды ночей, проведенных под монотонную речь диктора или сиплых голосов соседей снизу, это показалось мне особенно неприятным.