Мы убираем в последний раз. Как бы скверно это ни звучало, но швабры и спортзал – единственное, что нас связывает. И если завтра мы не отправимся натирать полы, все рухнет. Клянусь, рухнет. Корпус провалится под землю, город сметет торнадо, наша планета сойдет с орбиты.
Не выдержав, я бросаю швабру и хватаю Тору за локоть.
– Почему ты мне не доверяешь?
– А почему должна? – щурится она.
– Да потому что, кроме меня, тебе не на кого положиться!
Тора отстраняется, так и не ответив.
Нет, мы не вспомним друг друга. Бесполезно.
И когда я почти смиряюсь с Ториной огнеупорной кожей , мне внезапно везет.
Я все чаще засиживаюсь по вечерам в коридоре. Все чаще замечаю, как Хлопушка выныривает из спальни и крадется в сторону противоположного крыла – к кабинетам тренеров. Она так увлечена чем-то , что не видит меня, сутулого паренька, прислонившегося затылком к стене.
Однажды я окликнул Тору, и она тут же сослалась на головную боль. Сказала, что заблудилась.
Но люди, живущие в лабиринтах Zahnrad, не могут так просто теряться. Я намекнул Торе об этом, а она, поджав губы, убежала к себе. Почему-то я вечно забываю, что мы… Что мы всего лишь коллеги.
Подумав, я решаю проследить за Хлопушкой.
Удивительно, но прятаться от любимой девушки в сто раз сложнее отжиманий и уровней в тренировочном зале.
И вот Тора летит мимо кабинета Бруно и пересекает коридор. Я – крадусь за ней. Здесь нет никого, кроме нас. Шум крови в висках выдает меня, но Хлопушка почему-то его не слышит. Или не хочет слышать.
«Трясись тише», – приказываю я себе. Разойдись по швам, но трясись тише.
Мы петляем по офисным коридорам. И все идет по плану, пока я – кретин! – не выдаю себя и не заворачиваю за угол раньше времени. Мы сталкиваемся с Хлопушкой нос к носу. Она отпрыгивает и шумно вздыхает.
– Что ты творишь?
– А ты?
– Не валяй дурака.
– Тебя ищу, – признаюсь я. – Головная боль, да? Заблудилась?
– Ты за мной следишь, – подытоживает Тора.
– Ты ведь любишь прятки.
– Нет…
– Любишь. А еще любишь Тартини и звездное небо. Любишь, когда я тебя заплетаю. Ты боишься того, что любишь. Почему?
Тора долго не отвечает – смотрит в пол и сопит.
– Ладно… – наконец произносит она и будто уменьшается раза в два. – Ты прав, мне нужно поделиться этим с кем-нибудь.
И, схватив меня за руку, шагает во тьму. Ее силуэт похож на облако. На крохотное пятнышко в небе, до которого я никак не доберусь. Все лестницы малы.
– А если нас засекут? – уточняю я.
– Ш-ш-ш! – Тора прижимает палец к губам. – Лида одолжила мне ключ от своего кабинета. Я занимаюсь у нее. И… заткнись, Захар. Бруно любит гулять по ночам.
Темнота обволакивает нас, уплотняется, застывает. Мы бродим в пустом кубе без щелей и ламп. Мы – шарики в погремушке. Одно неверное движение – и все проснутся.
Тора сует ключ в замок. Я молюсь, чтобы дверь Лиды не скрипела. Даже тихий щелчок сейчас кажется рыком динозавра.
Мы проскальзываем в кабинет. Как и у Бруно, здесь все заставлено часами. Zahnrad, Zahnrad, Zahnrad…
Хлопушка запирается и включает лампу.
– Задерни шторы.
Я осматриваюсь: между часами висят плакаты Кайли Миноуг. Распахнутый шкаф нафарширован разноцветными лосинами. Верхнюю полку занимает коллекция лаков для ногтей и потертый плеер.
– Зачем Лида хранит это… в кабинете? У нее что, нет дома?
– Она иногда ночует здесь. Часто закатывает Бруно скандалы, любит хлопать дверями. Бывает и такое, что не возвращается до утра, лишь бы пощекотать ему нервы. Когда-то, после очередной ссоры, она устроила себе салон красоты, – улыбается Тора. – Выглядела сногсшибательно, настоящая Кайли Миноуг. Бруно чуть в обморок не грохнулся. Покупает ей теперь лосины каждый раз. Есть мужчины, дарящие цветы или шампанское, а он – лосины.
– Вот это парочка, – присвистываю я, пытаясь сосчитать, сколько лосин напичкано в шкаф. Бесполезная затея.
Или…
Из-под разноцветной горы торчит блондинистый парик. Неряшливые косы подметают пол.
Добрый день. А я вам фрукты принесла. Дай, думаю, порадую любимых соседей.
Какой замечательный у вас мальчишка! Почему он в углу?
Вы водили его к врачу?
Это детская фантазия. Но я бы не распространялась на вашем месте…
Двенадцать раз в год – яблоки (или клубника, смородина – по сезону). Двенадцать – тонкий голосок, поражающий дом не хуже плесени. Когда она щебетала у нас в кухне, я всегда был под прожектором.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу