Татьяна Мастрюкова - Болотница [litres]

– Никаких оборотней! – сказала я сама себе и усмехнулась.

В конце концов я пошла к себе, снова перевернула подушку прохладной стороной вверх и, уже засыпая, ухватила мелькнувшую мысль: мама всегда очень чутко спит, а сейчас даже не пошевелилась, хотя ее точно должен был разбудить шум спускаемой воды и вообще мои шаги. С другой стороны, успокоила я себя, проваливаясь в сон, может, она просто наконец-то расслабилась настолько, что перестала реагировать на разные звуки… Мы вон даже к проклятому холодильнику привыкли, уже не обращаем внимания на его гул.

Настойчивое желание снова посетить туалет заставило меня неохотно подняться и, не зажигая свет, почапать в коридор. Я старалась не шуметь, чтобы не разбудить маму. Дверь в ее спальню была все так же открыта, и включенный в ванной свет освещал призывно торчавшую из-под одеяла мамину голую ступню. Белеющая в темноте пятка словно просила пощекотать ее, и я не смогла удержаться, даже зная, что мама вряд ли будет рада проснуться среди ночи от щекотки. Прокравшись в спальню, я тихонько потянулась пальцем к беззащитной ступне, как внезапно из-под одеяла вынырнула рука и цепко ухватила меня за запястье. Я подавила смех и попыталась вырваться и сбежать, но пальцы на моем запястье сжались крепко, как наручники, и стали настойчиво тянуть под одеяло, больно натягивая кожу. Я кинула взгляд на маму, как обычно выстроившую из края одеяла щит перед лицом, только волосы торчали, и меня словно окатило кипятком, аж затылок закололо. Ни один человек, даже самый гибкий, если только он не Мистер Фантастик, не в состоянии достать до собственной пятки, не согнувшись при этом. Моя же мама спокойно спала на спине, накрывшись, по своему обыкновению, одеялом, потому что даже в самую жару во время сна ей необходимо чем-нибудь укрываться. Руки при этом она складывает на груди, как сложила и сейчас, судя по складкам одеяла. Мама спала и даже не подозревала о моем коварном намерении пощекотать ее. Я судорожно перевела взгляд на руку, продолжающую настойчиво тянуть меня. Чья это рука? Скрытая по запястье под одеялом, она словно бы не принадлежала никому, потому что никаких очертаний спрятанного тела заметно не было. Только сейчас я разглядела, что пальцы у руки длинные, узловатые, неестественно тонкие и заканчиваются острыми слоистыми даже не ногтями, а когтями, с бурой грязью под ними.

Будто сообразив, что я все поняла, рука еще сильнее сжала мое запястье, так что я невольно вскрикнула от боли, и резко дернула на себя, под одеяло, отчего я потеряла равновесие… И распахнула глаза…

Сердце колотилось, как бешеное, и мне пришлось дышать ртом, чтобы унять дрожь. Я лежала на своей кровати, повернувшись лицом к стене, и таращилась в темноту, из которой постепенно проступали очертания действительности. Одна моя рука покоилась у меня под головой, а другая, та, за которую меня чуть не утащили, была прижата кистью к стене практически вертикально. И затекла она не столько из-за неудобного положения, сколько из-за невероятного напряжения, с какой прижималась к стене. Вспомнив, как меня мама в детстве учила бороться с ночными кошмарами, я три раза пробормотала: «Дурной сон, в форточку вон! Куда ночь, туда и сон!», а потом еще три раза, потому что все привидевшееся мне казалось настолько реальным, что детского заклинания не сразу хватило, чтобы успокоиться.

Восстановив кровообращение в кисти, я спрятала обе руки под одеяло и зажала между коленями. Только так мне постепенно удалось расслабиться и все же снова заснуть без кошмаров и нервов.

Как здорово, что на каникулах можно валяться в постели сколько угодно и никто тебя не подгоняет вставать! Я проснулась поздно, по привычке полистала старые чаты в телефоне, потом по второму разу прочла старинные литературные журналы и наконец пошлепала на кухню.

Мама еще спала. Я мимоходом заглянула к ней в спальню, посмотрела, как она ровно дышит во сне, и тихонько, стараясь ее не разбудить, сделала себе омлет и чай. Потом нарезала бутербродов, прихватила бутылку с водой и пошла валяться на солнце, перечитывать привезенные с собой книги и разгадывать кроссворды из найденных в сарае советских газет. Последнее удавалось лучше всего, потому что из-за жары меня слегка разморило, и смысл повествования в книгах ускользал. Кроссворды же можно было как начать, так и бросить в любом месте без ущерба для смысла.