Адам Нэвилл - Некоторые не уснут

Они вышли на свет, моргая, кашляя и хныча. Три женщины в лохмотьях. Одна - в круглом платье в коричневую клетку, которое было теперь заскорузлым от грязи и испачканным спереди черной запекшейся кровью - вышла первой, из-под потрепанного чепчика моргали белки глаз. Она замешкалась на мгновение, и в спину ее толкнула другая тварь в покрытой пятнами ночной рубашке, дорогу которой загородила ее широкая юбка. Они принялись рычать и царапать друг другу кожистые лица длинными желтыми ногтями, пока не заметили присутствие драгуна.

Двумя быстрыми ударами сверху вниз, он разнес им черепа, будто молотком глиняные горшки. Третью пригвоздил к стене, и та принялась отбиваться острыми ногами, мотая облезлым черепом взад-вперед, и показывая ему черный язык, пока он не выстрелил ей в лицо из пистолета с расстояния двух футов.

Следующее здание он обработал керосином уже быстрее, поскольку опасался, что выстрел привлечет остальных. Разбил три бутылки в первой комнате, бросив их об стену. Сразу после того, как он поджег дом, он увидел в незастекленном окне второго этажа высохшее ухмыляющееся лицо. Похоже, что обитатели зашевелились. Но нижний этаж здания вспыхнул, отрезая им путь к спасению. И солдат молился, чтоб, если его сестра внутри, ее скрыл дым, дабы ему не пришлось видеть ее при белом свете утра.

Сквозь пляшущие внутри здания языки пламени он, наконец, увидел зыбкие очертания покачивающихся в дыму фигур, после чего те бросились к выходу. Две женщины выбежали, кашляя, и он тут же их прикончил, поскольку они сами практически подставили головы под удар. Еще одна с безволосым пятнистым черепом, в нижней юбке и грязной шали, выползла на четвереньках, и он снес ее мерзкую голову с узких плеч.

Двое детей, которым, как он предположил, не было и двенадцати, когда их укусили, вышли, шатаясь, ослепленные жарой и черным дымом, от которого проснулись. Он прикончил каждого быстрым ударом крест-накрест, затем пошел за карабином.

Солдат оглянулся на огромную белую пустыню, которая, мерцая, простиралась до дальних холмов, и ему показалось, что он увидел быстро приближающуюся тонкую черную фигуру. Но когда, прикрыв глаза от солнца и прищурившись, он всмотрелся еще раз, то не увидел ничего, кроме равнины из твердой соли, на которой не смог бы спрятаться даже койот.

Из третьего здания полным ходом шла эвакуация, и солдат проверил взглядом, нет ли у голодных дьяволов оружия. Долговязый мужчина в подтяжках и цилиндре держал в руках нечто, похожее на кремневое ружье, оставшееся от французов, воевавших с англичанами. Солдат снес ему голову из карабина. Другая, ослепшая от дыма растрепанная фигура наступила на его цилиндр когтистой ногой.

Воспользовавшись пожаром, охватившим два здания, и густым черным дымом, опустившимся на палаточный городок, солдат спокойно перезарядил и пистолет, и карабин. Поднявшись с колена, он принялся спокойно расстреливать тех, кто, завидев своего заклятого врага, вознамерились броситься на него. Две пыльных, костлявых старухи, в чепчиках и сарафанах, разлетелись на части, словно соломенные куклы. А затем он зарубил саблей двух девочек-подростков, пытавшихся бегать перед ним, словно курицы.

Третье здание он поджег изнутри, держа саблю наготове. Когда он вступил в забытую богом пыльную тьму, под ногами хрустели и катались обгрызенные кости и пустые черепа съеденных несчастных.

Он вышел, кашляя, и посмотрел в сторону палаток. Темные силуэты - он насчитал не больше пяти - ковыляли неровным строем под ярким солнцем. Двое из них рыдали, остальные трое тоже последовали их примеру, будто понимали, что время Великого Пробуждения подошло к концу. Одна лупила себя по лысой голове длинными руками, выдирая из черепа последние пучки бесцветных волос.

За спиной у солдата, три храма Сиона, этого Нового Иерусалима для паствы Светлокожих Нефийцев, пылали красно-черным пламенем, уходящим высоко в темно-синее небо.

Солдат направился к палаткам, перезаряжаясь на ходу. У оставшихся уже не было сил для сопротивления, хотя они рычали, как сторожевые псы, будто не желая отходить далеко от того, что находилось под тентами.

Наконец, одна тварь бросилась на него на четвереньках, взбивая костлявыми ногами пыль. И солдат отстрелил ей большую часть шеи и правой щеки. Тварь завыла, и затихла лишь, когда он раздавил каблуком ей череп. Из оставшихся четырех, одну, вопящую во все горло, он застрелил на месте, попав с десяти ярдов в морщинистое, как кора дерева лицо. Трое других разбежались по палаткам.