Адам Нэвилл: Второпях во тьму

- Вот дерьмо. Черт.

Я должен быть за своим столом через пятнадцать минут. Но этому не бывать. У меня впереди как минимум двадцатиминутная поездка в метро, а затем пятнадцатиминутный путь пешком от станции Виктория до офиса. Такими темпами, я в лучшем случае доберусь к десяти. От отчаяния внутри все сжимается настолько сильно, что мне светит расстройство желудка или изжога. Я чувствую слабость. Когда я ел в последний раз?

В туннеле, вмещающем вторую лестницу, жарко и душно. Я чувствовал запах пота и чего-то похожего на запах старых штор, сгнивших от сырости в гараже, который я обследовал как-то в детстве. У подножия лестницы на пути у меня возникает какая-то маленькая женщина, и я со вздохом останавливаюсь. Она пытается поднять чемодан на колесиках на следующую ступеньку. От чемодана исходит ужасный запах. Обычно в таких случаях я помогал, но сейчас я спешу и не могу терять ни секунды.

На деревянных ногах я поднимаюсь на второй пролет лестницы и вхожу в соединительный туннель, который ведет к платформам Бейкерлу Лайн.

Свет в туннеле такой тусклый, что я натыкаюсь на кого-то идущего в противоположную сторону. Ни он, ни я не извиняемся, и мы оба спешим дальше. Но я все еще чувствую ребрами толчок его костлявого локтя, как и он моего.

Временно сбитый с толку столкновением и плохим освещением, я наступаю на что-то хрустящее. Всмотревшись в илистую темноту у себя под ногами, я вижу скрюченную, прижавшуюся к стене фигуру. Я наступил ему на ногу. Я вижу сандалию и стелящийся по полу туннеля подол чего-то, похожего на халат. Но на что бы я ни наступил всем своим весом, оно издало звук ломающихся пополам хлебных палочек. Я смотрю вниз. Морщусь.

- Извините.

Голова, плотно завернутая в грязный платок, поднимает на меня глаза? Или, наоборот, никак не реагирует? В тусклом свете я вспомнил, как однажды в школе покрыл воздушный шарик обойным клеем и полосками газеты, а затем раскрасил. Через несколько дней я проткнул и удалил шарик, а высохшую, пустую голову выкинул, не захотев брать ее домой. С радостью затолкал в мусорное ведро, пахнущее апельсиновыми корками и карандашной стружкой. Эта голова тоже не имела четко обозначенных глаз. Они кажутся бумажными и плоскими в резко выделяющихся глазницах. Но под одеждой что-то шевелится. Мне кажется, что сидящая на грязной плитке фигура протягивает руку, а затем роняет ее. Та клацает, будто сжимает игральные кости.

В конце туннеля платформа, обозначенная "Бейкерлу, восточное направление" кишит пассажирами, которые, кажется, не особо торопятся садиться в поджидающий поезд. Предполагаю, что они ждут, когда люди сперва выйдут из вагонов.

Между их неподвижными телами я вижу ванильный свет в вагонах стоящего поезда. Сквозь грязные окна я также вижу затылки пассажиров, которым посчастливилось занять сидячие места в это время суток. Некоторые головы опущены - читают газеты и книги, или просто смотрят вниз, отведя взгляд от толпящихся вокруг них людей. Кто хочет поймать на себе недобрый взгляд незнакомца, вынужденного делить с вами вагон метро?

Я обхожу толпу сбоку и двигаюсь вдоль края платформы, в надежде разглядеть щель между телами, сквозь которую я смогу подобраться к открытой двери вагона. Но я не могу приблизиться к поезду, потому что каждая открытая дверь окружена полукругом неподвижных людей, ищущих возможность самим сесть в вагон. Никто, кажется, не выходит, и места для посадки больше нет. Пассажиры в поезде стоят у открытых дверей и молчат. Никто не смотрит никому в глаза.

"Уважаемые пассажиры, не оставляйте свои вещи без присмотра."

Объявление повторяется дважды, после чего я теряю терпение и спрашиваю ближайшего ко мне мужчину:

- Что происходит?

Но потом вижу кусочек белого провода, тянущийся из его уха и исчезающий под пальто. "Айпод". Его пальто знавало лучшие времена, и я гадаю, почему он не стряхивает перхоть с плеч.

"Из-за падения человека под поезд движение по Джубили Лайн остановлено в обоих направлениях."

Возможно, это сказалось и на Бейкерлу Лайн. Я знаю, какой страшный импульс распространяет здесь любой сбой.

Повернувшись, я ловлю на себе взгляд молодой женщины. Вскидываю вверх брови и качаю головой - знакомый признак опаздывающего пассажира лондонской "подземки". Но ее лицо остается непроницаемым. Кожа у нее в плохом состоянии, и мне кажется неприличным пялиться на нее слишком долго. В любом случае разговаривать она не в настроении. Просто хочет ехать своей дорогой. И стоит неподвижно, вместе со всеми остальными, молча желая, чтобы поезда на Бейкерлу Лайн снова пришли в движение.