Борис Конофальский: Вассал и господин

— Хладнокровие очень важное качество для офицера, — нравоучительно заметил ему Рене. — Вам, Гаэтан, есть чему поучиться у кавалера.

Но Волков только показывал, что он спокоен. На самом деле он волновался. Так волновался, что расхотел заканчивать завтрак, и, чтобы избавиться от гостей, крикнул:

— Еган, подавай одеваться.

Гости тут же встали и пошли из покоев, а Еган принес от прачки чистую и лучшую одежду господину. Кавалер оделся, стал осматривать себя, пока слуга держал для него зеркало. Колет, шитый серебром, был изумителен, панталоны в меру широки, из бархата. Сапоги решил не надевать, до замка недалеко, поедет в туфлях, авось грязи нет, не запачкается.

Перед тем, как ехать, он решил взглянуть и на своих людей, и был ими доволен. Даже неряха Сыч, и тот был чист и брит. А уж Максимилиан и вовсе был образцовым знаменосцем. Видно, Карл Брюнхвальд проследил за тем как выглядит сын.

Так и поехали. Дорога была не крута, но все время шла в гору.

Волков и офицеры разглядывали замок герцога и пришли к выводу, что в нем легко можно разместить и тысячу солдат — так велик был замок. И все сошлись на мнении, что этот замок штурмом не взять и что просидеть под ним можно годы — и все будет без толку.

Мост был опушен, и решетка поднята. Едва Максимилиан крикнул, что едет кавалер Фолькоф, офицеры и люди его, сержант сразу отошел с дороги, пропуская их и указывая рукой:

— Езжайте к восточной коновязи. Там гости ставят коней.

Двор был велик и мощен ровным камнем. На удивление чист. Даже под коновязями было чисто, словно лошади сами разумели чистоту. Такой чистоты Волков не видал ни при дворе де Приньи, ни при дворе архиепископа. Остальных тоже поразило это. И стены были выбелены, двери чистые, словно новые везде.

Тут же во дворе их встретил мажордом. Неюный муж солидного вида и с большой тростью, что была завершена серебряным набалдашником. Кроме серьезной трости о важности этого человека говорила не только добрая одежда, но и золотая цепь гульденов на двадцать.

— Я прибыл по приглашению барона фон Виттернауфа, — сказал Волков, бросая повода Сычу.

— Барон дожидается вас, — с едва заметным поклоном величаво отвечал мажордом.

— Ишь ты, серьезный какой, — тихо сказал Еган, — и не поклонится даже толком.

— И не говори, боится, спина переломиться, — согласился с ним Сыч, с интересом разглядывая цепь мажордома. — Вон сколько золота на себе носит, важная видать птица.

Они с Сычем так и остались при лошадях.

А всех остальных мажордом жестом пригласил следовать за ним. И все пошли. Шел он подлец так, что Волков едва поспевал за ним, непросто ему было хромать по высоким и вычищенным ступеням. Да еще если они не кончались. Подъем — коридор, подъем — коридор. Подъем — длинный коридор. Кавалер покрылся испариной, сжал губы в нитку. Ногу на ступенях стало выворачивать, словно он уже целый день ходил, становился он на нее все тяжелее. Но просить мажордома не спешить он не хотел. Не к лицу рыцарю божьему выглядеть немощным. А вот по шее мажордому он дать хотел. Но вряд ли бы это вышло, угнаться ему за ретивым мужем не было никакой возможности. Да и догони он его — сдержался бы. Ничего, он потерпит, не для того он здесь, чтобы слуг герцога задирать. Вот и шел он за мажордомом, сопя и стискивая зубы. Терпел боль в ноге и обиду в сердце.

Наконец, они пришли. Наверное, на четвертом этаже замка, в гулкой зале, с большим столом и огромным камином, мажордом остановился у больших дверей. Трижды стукнул в них посохом.

— Рыцарь Фолькоф к вам, барон! — звонко крикнул он.

— Проси, — донеслось из-за двери.

Волков подумал, что и герцог там, за дверью, быстро вытер пот с лица и пошел к двери, стараясь не хромать сильно. Мажордом услужливо открыл ему дверь, хотя это и должен был делать лакей.

Жестом пригласил его войти, бесцеремонно останавливая всех господ офицеров, что собирались следовать за кавалером.

Те послушно остановилась. Стали разглядывать гобелены на стенах. А Бертье не постеснялся, взял стеклянный кувшин со стола, потряс его и радостно сообщил:

— Господа — вино!

Рене, Брюнхвальд и Максимилиан ничего ему не ответили и смотрели на него осуждающе. Бертье вздохнул и поставил кувшин на стол.

Барон, как увидал кавалера, так встал из-за стола и развел руки для объятий, словно встретил старого друга.

— Кавалер, ну вот вы и добрались сюда. Рад вам, рад.

Они обнялись. И Волков, отстраняясь от барона, вдруг увидал на нем золотую цепь, еще более тяжелую, чем была на мажордоме. Заканчивалась цепь медалью с изображением подковы. Волков удивленно глядел на медаль и, указав на нее пальцем, спросил: