Михаил Ежов: Фаталист

Мальчик уверенно, хотя и осторожно, прошел мимо него. Под мышкой он нес какой-то узел и, повернув к берегу, стал спускаться по узкой и крутой тропинке. Печорин пошел за ним на таком расстоянии, чтоб не терять из вида.

Тучи тем временем постепенно затягивали месяц, и на озере поднялся туман.

Григорий Александрович с трудом спускался, пробираясь по крутому берегу. Слепой же впереди вдруг приостановился и свернул направо. Он шел так близко от воды, что, казалось, сейчас волна его схватит и унесет, но по уверенности, с которой он ступал с камня на камень и избегал рытвин, было ясно, что это не первая его прогулка.

Наконец мальчик остановился, будто прислушиваясь к чему-то, сел на землю и положил возле себя узел. Григорий Александрович наблюдал за ним, спрятавшись за скалой.

Спустя несколько минут на берегу показалась белая фигура. Это была женщина. Она подошла к слепому и села возле него. Ветер приносил Печорину обрывки их разговора.

– Что, слепой? – сказала женщина. – Буря сильна. Он не придет.

– Он не боится бури, – ответил мальчик.

– Туман густеет.

– И это ему не помеха. Зачем ты говоришь про бурю и туман? Он придет. Миновало много дней, и он придет. Ты сама знаешь, – в голосе слепого не было осуждения или недовольства. Только печаль.

Последовало молчание, однако через несколько минут мальчик оживился: он вдруг ударил в ладоши и сказал:

– Видишь, я прав! Это не вода плещет, это он идет! – Тонкая рука простерлась в сторону озера, указывая на что-то.

Женщина вскочила и стала всматриваться в даль. Кажется, она была обеспокоена. А может, и напугана.

– Ты бредишь, слепой! – сказала она резко. – Я ничего не вижу.

Григорий Александрович, сколько ни старался различить вдалеке что-нибудь наподобие лодки, не сумел. Или у мальчика действительно был уникальный слух, или он обманывал женщину.

Однако минут через десять между волнами показалась черная точка. Она то увеличивалась, то уменьшалась и быстро приближалась к берегу.

Григорий Александрович подумал, что пловец, решившийся в такую ночь пуститься через озеро, должен иметь не только мужество, но и вескую причину рисковать жизнью. Вероятно, здесь творилось нечто противозаконное, требовавшее тайны и отсутствия посторонних глаз. Может, тот, кто плыл сюда, был контрабандистом? Но это имело бы смысл, будь озеро морем – Печорин слышал рассказы о подобном от своих сослуживцев, бывавших в Тамани и других приморских городах.

Впрочем, Григорию Александровичу вскоре стало ясно, что он видит вовсе не лодку. Нечто черное и большое приближалось к берегу, не столько борясь с волнами, сколько рассекая их мощными уверенными гребками.

Женщина и мальчик немного отошли от воды. В их позах чувствовалось напряжение. Слепой начал развязывать узелок, который принес с собой. Что в нем лежало, Печорин видеть на таком расстоянии не мог.

Тварь подплыла к берегу и выползла на него. Это было нечто бесформенное и черное, покатая спина блестела в холодных лучах месяца, едва светившего сквозь тучи. До Григория Александровича донесся влажный чавкающий звук, показавшийся ему требовательным и нетерпеливым.

Слепой бросил озерной твари то, что принес в узелке, и звук стал громче. Печорин не сомневался, что существо пожирает плоть: весь его облик и повадки говорили о хищнических предпочтениях. То, с какой бесстыжей сосредоточенностью оно впивалось в подношение, раздирало и заглатывало его, наводило на мысль, что жуткое создание принадлежит иному, неведомому миру.

Тем временем женщина тихо запела, и в голосе ее были трепет и страх. Она и мальчик стояли перед черным существом и ждали, пока оно закончит пожирать то, что ему дали. Их фигурки казались крошечными и жалкими: пожелай чудовище, и они мигом станут частью его кровавой трапезы. Печорин представил, как тварь протягивает лапу и хватает тоненькую фигурку женщины, сминает ее, ломая кости и превращая в бесформенный ком, а затем начинает рвать на куски – неторопливо и вдумчиво.

Воображение у Григория Александровича разыгралось, и он усилием воли заставил себя отогнать фантазии и сосредоточиться на происходящем. Ему хотелось подобраться поближе, чтобы рассмотреть тварь, но он понимал, что наверняка будет замечен.

Вдруг чавканье прекратилось.

Существо приподнялось и замерло. Теперь можно было видеть покатые плечи и толстые длинные руки – или, скорее, лапы: одной из которых чудовище опиралось о берег, а в другой держало остатки жуткого подношения.