Стивен Кинг - Кладбище домашних животных [litres]

В начале прохода, сразу за дверью в зал, стояла подставка, на которой лежала книга для записей. Там же лежала и ручка, прикованная к подставке цепочкой. Распорядитель похорон велел Луису встать именно здесь, чтобы «принимать соболезнования от родных и друзей».

Родным и друзьям следовало расписаться в книге и оставить свои адреса. Луис никогда не понимал, зачем это надо – с его точки зрения, это был совершенно безумный обычай, – но он не стал спрашивать. Видимо, когда все закончится, им с Рэйчел придется забрать эту книгу домой. Вот оно, настоящее безумие, подумал Луис. У него где-то был школьный альбом, и альбом из колледжа, и альбом выпускников медицинского факультета; был и свадебный альбом с надписью «НАША СВАДЬБА» фальшивой позолотой по искусственной коже, он начинался с фотографии Рэйчел, примеряющей фату перед зеркалом, и заканчивался снимком двух пар туфель перед закрытой дверью гостиничного номера. Был еще детский альбомчик Элли – впрочем, они с Рэйчел быстро устали добавлять туда новые фотографии; этот альбом с его страничками вроде «МОЯ ПЕРВАЯ СТРИЖКА» (добавлен локон детских волос) и «ОЙ!» (добавлена фотография ребенка, плюхнувшегося на попу) казался невероятно милым.

А теперь к ним добавится еще и этот. Как мы его назовем? – размышлял Луис, стоя в тупом оцепенении у входа в зал в ожидании начала действа. «МОЯ КНИГА СМЕРТИ»? «ПОХОРОННЫЕ АВТОГРАФЫ»? «ДЕНЬ, КОГДА МЫ ХОРОНИЛИ ГЕЙДЖА»? Или более возвышенно, вроде «СМЕРТЬ В НАШЕЙ СЕМЬЕ»?

Он закрыл книгу, чтобы посмотреть на обложку, которая, как и обложка «НАШЕЙ СВАДЬБЫ», была сделана из искусственной кожи.

Никаких надписей не было.

Как и следовало ожидать, самой первой пришла Мисси Дандридж, добросердечная Мисси, которая столько раз сидела с Элли и Гейджем. Луису вдруг вспомнилось, что именно Мисси забрала к себе детей на весь вечер в тот день, когда умер Виктор Паскоу. Мисси забрала детей, а Луис с Рэйчел занимались любовью, сначала в ванне, потом в постели.

Мисси плакала, плакала навзрыд, а увидев спокойное, неподвижное лицо Луиса, расплакалась еще сильнее и бросилась к нему. Луис обнял ее, осознавая, что именно так оно и бывает, во всяком случае, должно быть: сила человеческой доброты и сочувствия размягчает твердую землю невосполнимой утраты, разбивает ее на кусочки, дробит камни горя и потрясения обжигающим жаром скорби.

Мне так жаль, сбивчиво говорила Мисси, убирая светлые волосы с мертвенно-бледного лица. Такой замечательный мальчик. Я так любила его, Луис. Мне так жаль, а все эта ужасная дорога, надеюсь, водителя грузовика засадят в тюрьму на всю жизнь, зачем он так гнал, такой хороший, такой умный и славный мальчик, почему Бог забрал Гейджа, не знаю, мы никогда этого не поймем, но мне очень жаль, очень-очень.

Луис успокаивал ее, обнимал и успокаивал. Он чувствовал, как ее слезы капают ему на воротник, чувствовал, как она прижимается к нему грудью. Мисси спросила, где Рэйчел, и Луис ответил, что она отдыхает. Мисси пообещала ее навестить и сказала, что если нужно, она всегда посидит с Элли. Луис поблагодарил ее.

Она отошла от него, все еще шмыгая носом и вытирая покрасневшие глаза краешком черного носового платка. Направилась к гробу, но Луис ее окликнул. Распорядитель похорон, чьего имени Луис даже не помнил, сказал, что все гости должны расписаться в книге, и он, черт возьми, проследит, чтобы они расписались.

Таинственный гость, будь любезен, поставь свою подпись , подумал он и чуть было не рассмеялся пронзительным, истерическим смехом.

Но когда он увидел скорбные, убитые горем глаза Мисси, смеяться сразу же расхотелось.

– Мисси, ты не распишешься в книге? – спросил он и добавил, потому что ему показалось, что надо сказать что-то еще: – Для Рэйчел.

– Конечно, – ответила она. – Бедный Луис, бедная Рэйчел.

И Луис вдруг понял, что она скажет дальше, и почему-то ему стало страшно; но они все равно будут сказаны, эти слова, неотвратимые, как черная пуля из пистолета убийцы, и он знал, что в ближайшие бесконечные полтора часа эта пуля сразит его еще не раз, а потом снова и снова, днем, когда раны, полученные утром, еще не прекратят кровоточить.

– Слава Богу, он хотя бы не мучился, Луис. Все случилось так быстро.

Да, быстро . Ему хотелось произнести это вслух и посмотреть, каким будет лицо у Мисси, когда она это услышит. Все было быстро, даже не сомневайся, поэтому Гейдж и лежит в закрытом гробу, с ним уже ничего нельзя было сделать, даже если бы мы с Рэйчел не возражали против того, чтобы наряжать мертвых родственников, как манекены в универмаге, и разрисовывать им лица. Все было быстро, моя дорогая Мисси, вот он выскочил на дорогу, а уже в следующую минуту лежал на асфальте, только дальше, у дома Рингеров. Он ударил его и убил, а потом протащил по дороге, но ты лучше верь, что все было быстро. Ярдов сто, если не больше. Длина футбольного поля. Я бежал за ним, Мисси, я его звал, как будто думал, что он еще жив, а ведь я врач! Я пробежал десять ярдов, и там была его бейсболка, я пробежал двадцать ярдов, и там была его кроссовка со «Звездными войнами», я пробежал сорок ярдов, и к тому времени грузовик уже съехал с дороги, прямо на поле за сараем Рингеров. Люди выбегали из домов, а я все выкрикивал его имя, Мисси, я пробежал пятьдесят ярдов, и там был его свитер, вывернутый наизнанку, семьдесят ярдов – и там была вторая кроссовка, а потом уже Гейдж.