Стивен Кинг - Кладбище домашних животных [litres]

– Можно войти, Луис? – спросил Джад. Он достал из нагрудного кармана пачку «Честерфилда» и сунул в рот сигарету.

– Скажу тебе так, – ответил Луис. – Время позднее, и я изрядно набрался пивом.

– Да, по запаху чувствуется, – кивнул Джад и чиркнул спичкой. Ветер сразу ее задул. Джад зажег вторую спичку, прикрывая ее ладонями, но его руки тряслись, и ветер снова задул крошечный огонек. Джад достал третью спичку, но не стал ее зажигать, а посмотрел на Луиса, стоявшего в дверях.

– Никак не зажгу, – сказал Джад. – Так ты впустишь меня или нет, Луис?

Луис посторонился, и Джад вошел в дом.

Они сидели за кухонным столом – а ведь мы в первый раз выпиваем у нас на кухне , удивленно подумал Луис. Наверху Элли вскрикнула во сне, и оба застыли, как морские фигуры в детской игре. Крик не повторился.

– Ну, рассказывай, – сказал Луис, – что ты здесь делаешь в четверть первого ночи накануне похорон моего сына? Джад, ты, конечно, мой друг, но всему есть предел.

Джад отпил пива, вытер рот рукой и посмотрел на Луиса в упор. Твердый взгляд старика был исполнен такой недвусмысленной ясности, что Луис не выдержал и отвел глаза.

– Ты знаешь, зачем я здесь, – сказал Джад. – Ты думаешь о том, о чем думать не следует, Луис. И я боюсь, что ты думаешь об этом всерьез.

– Я думал только о том, чтобы пойти спать, – ответил Луис. – Завтра похороны.

– Это я виноват, что тебе сегодня так плохо, Луис, – тихо произнес Джад. – И почем знать, может быть, я виноват и в смерти твоего сына.

Луис испуганно уставился на него:

– Что? Джад, не говори ерунды!

– Ты думал о том, чтобы отнести его туда, – сказал Джад. – И не пытайся меня убедить, что у тебя не было таких мыслей, Луис. – Луис не ответил. – Как далеко простирается его влияние? – спросил Джад. – Можешь сказать? Нет, не можешь. Вот и я не могу, хотя прожил здесь всю жизнь. Я знаю о микмаках и знаю, что это место всегда было для них святыней… но нехорошей святыней. Стэнни Би говорил мне об этом. И мой отец говорил мне об этом, потом. Когда Спот умер во второй раз. Сейчас микмаки, администрация штата Мэн и правительство Соединенных Штатов судятся друг с другом за то, кому принадлежит эта земля. Кто ей владеет? Никто не знает, Луис. Уже никто. В разное время на нее предъявляли права разные люди, но их притязания так и остались лишь притязаниями. Например, Ансон Ладлоу, правнук основателя нашего города. Возможно, из белых он имел больше всех прав на эти земли, поскольку Джозеф Ладлоу-старший получил их в дар от короля Георга еще в те времена, когда Мэн был большой провинцией колонии Массачусетского залива. Только Ансону они не достались, он потом до конца жизни за них судился, там сразу же объявились другие претенденты, другие Ладлоу и некий Питер Диммарт, утверждавший, что он тоже Ладлоу по внебрачной линии и что у него есть на то неопровержимые доказательства. А Джозеф Ладлоу-старший под конец жизни изрядно поиздержался, землей был богат, а деньгами – нешибко, и в приступах пьяной щедрости нередко раздаривал собутыльникам по две, а то и по четыре сотни акров.

– А что, никаких записей не велось? – спросил Луис, невольно заинтересовавшись рассказом старика.

– Наши деды не любили вести записи, – сказал Джад, прикуривая новую сигарету от кончика старой. – В первой дарственной на твою землю было указано так. – Он закрыл глаза и процитировал по памяти: – «От большого старого клена на горе Квинсбери до Оррингтонского ручья; вдоль проезжего тракта с севера на юг». – Джад невесело усмехнулся. – Но большой старый клен рухнул году этак в тысяча восемьсот восемьдесят втором и к тысяча девятисотому сгнил окончательно, а Оррингтонский ручей пересох и зарос – как раз в промежутке между Первой мировой войной и крахом на бирже. В общем, все окончательно перепуталось. Только Ансону было уже все равно. В тысяча девятьсот двадцать первом году его убило молнией, как раз там, на холмах. Неподалеку от старого кладбища.

Луис не мигая смотрел на Джада. Тот отпил пива.

– Но это не важно. Есть много мест, на которые претендует куча народу, там все так запутано, что сам черт ногу сломит, и только законники делают деньги на тяжбах. Черт, еще Диккенс об этом писал. Думаю, что в конечном итоге эти земли вернутся к индейцам, как и должно быть. Но сейчас это не важно, Луис. Я пришел, чтобы рассказать тебе про Тимми Батермэна и его отца.

– Кто такой Тимми Батермэн?

– Один из тех двадцати парней из Ладлоу, которые отправились за океан воевать с Гитлером. Он ушел в сорок втором, а в сорок третьем вернулся в накрытом флагом гробу. Погиб в Италии. Его отец, Билл Батермэн, прожил в этом городе всю жизнь. Он чуть с ума не сошел, когда получил телеграмму… а потом вдруг успокоился. Понимаешь, он знал о старом микмакском могильнике. И уже все для себя решил.