Джонатан Мэйберри - Плоть и кости

За спиной у него собака оставила в покое изувеченную тушу другого вепря.

Лайла застыла на месте, руки, сжимавшие пистолет, дрожали. Боль пронзала тело, звеня в нервных окончаниях, глаза застилала серая пелена.

Но она не могла отвести взгляд от мужчины, стоявшего в нескольких шагах от нее, густая тень скрывала его лицо и фигуру, в могучих руках он по-прежнему сжимал катану .

Она не сводила с него глаз, не в силах осознать происходящее.

И последнее, что она успела прошептать, прежде чем раны и усталость увлекли ее в темноту, было:

— Том?..

— Готов? — спросила Бунтарка. Она присела на корточки рядом с Чонгом, слегка касаясь заостренного наконечника стрелы.

— Нет, — ответил он сквозь стиснутые зубы. А спустя мгновение прохрипел: — Давай.

— Возьмись за другой конец стрелы и не дай ей повернуться. Иначе ничего не выйдет, а мы только еще сильнее разбередим рану.

— Ну, — ответил он как можно беззаботнее, — нам ведь сейчас это ни к чему, ведь так?

— Вот, — сказала она, протянув ему толстый кусок кожи, который отрезала от своего ремня. — Возьми в зубы.

— Мне это не понадобится.

— Еще как понадобится, — откликнулась она.

Чонг со страхом взял кусок ремня и зажал его своими крепкими белыми зубами. А затем крепко ухватился за стержень стрелы рядом с оперением.

— Л-ладно.

Бунтарка глубоко вздохнула, и Чонг сделал то же самое.

— Начали.

Она ухватилась за конец, торчавший у него из спины, зажав его в кулаке, а затем стиснула наконечник кончиками пальцев и… повернула.

Вся стрела повернулась вместе с наконечником. Внезапно кровь хлынула с обеих сторон раны, пропитывая остатки рубашки Чонга, которые Бунтарка прикладывала к отверстиям.

Боль была… исключительной. Ничего подобного Чонг еще никогда не испытывал, хотя за последний месяц его избивали, пинали, топтали и кромсали здоровенные охотники за головами. Воспоминания о той боли были аккуратно разложены по полочкам в его мозгу. Но эта боль оказалась на самой высокой полке. Сейчас боль была сильнее, чем в тот момент, когда стрела вонзилась в его тело. В тот момент он испытал шок, и боль притупилась, введя его в состояние посттравматического оцепенения.

Но тогда было тогда, а сейчас все происходило совсем иначе.

Он ощущал каждый нерв в своем теле, когда стрела проворачивалась на месте, несмотря на все их усилия.

И, как оказалось, ему действительно понадобился тот кусок кожи. Вместо того чтобы вопить во все горло, он изо всех сил стиснул зубы, прикусив боль, и эхо его криков волнами разбегалось по телу.

Бунтарка выпрямилась и, склонив голову, проверила, как он держит стрелу.

— Черт подери, малыш, не хватайся ты за стержень, держи ее прямо за оперение. Тебе необходимо трение, чтобы удержать ее. Сожми крепче. — Она усмехнулась и добавила: — Представь, что держишь за руку Потерянную девушку.

Чонгу на ум пришло несколько язвительных замечаний, но у него не было сил, чтобы произнести их. Вместо этого он ухватился за оперение стрелы и сильнее стиснул зубами кусок кожаного ремня, готовясь к ее следующей попытке.

Она заскрежетала зубами и изо всех сил стиснула наконечник кончиками пальцев.

Но тот не сдвинулся с места. Лишь стержень стрелы продолжал поворачиваться в туннеле из плоти. Боль была невыносимой. Чонг издал приглушенный крик, полный муки, проглотив звук и чувствуя, как слезы и пот стекают по лицу. Кровь струилась по его животу и спине.

— Застряла, словно ботинок в грязи, — беспомощно проворчала Бунтарка. Она пыталась снова. И снова.

Чонг ощутил поднимавшуюся изнутри волну дурноты, но сумел сдержать позывы тошноты. Если его вырвало бы прямо сейчас, это только бы осложнило дело.

— Хочешь, чтобы я остановилась? — спросила Бунтарка.

Чонг хотел этого. Хотел сказать ей об этом. Умолять, чтобы она перестала. Сейчас это казалось ему единственным разумным решением.

— Н-нет… — едва слышно произнес он, выдавив это слово сквозь кожаную полоску между зубами.

Бунтарка отодвинулась, внимательно посмотрев ему в глаза. На ее лице промелькнуло странное выражение, которого Чонг не смог понять. Едва заметно улыбнувшись ему, она коротко кивнула, а затем снова взялась за дело.

Бунтарка пыталась снова. И снова. Но каждая попытка оказывалась безрезультатной. Чонг уже не сдерживал слез.

А затем…

— Она поворачивается!

Внезапно боль и отвратительное шевеление стрелы в его теле замерли. Стрела почти не двигалась, он ощущал лишь едва различимую дрожь скользившего по резьбе наконечника.