Джонатан Мэйберри - Плоть и кости

Зомби оскалился. Его глаза не были глазами мертвого существа. Этот взгляд напомнил Бенни львов, которые недавно окружили их лагерь. В этих глазах светился интеллект. Но это был не человеческий взгляд, а нечто вроде примитивного интеллекта нового типа.

И при этом невероятно злобного.

Мертвец продолжал проталкиваться сквозь толпу своих товарищей, завывая от голода и быстро приближаясь к Бенни.

А у него за спиной второй мертвец в зеленом комбинезоне освободился от веревок и зашипел словно змея.

Бенни в ужасе попятился назад и выронил факел.

А затем развернулся и помчался прочь со всех ног.

Зомби переползли через тех, кто валялся на полу, и бросились за ним.

Бенни выскочил из двери в грузовой отсек, проскочил через узкий коридор, дернул на себя дверь кабины пилотов, забежал внутрь, с размаху захлопнул за собой дверь и поднял вверх ручку.

И в это мгновение в его голове впервые за несколько часов раздался голос Тома:

«Некоторые зомби умеют поворачивать дверные ручки».

Сначала Бенни подумал, что это всего лишь обрывок нужной информации, пришедшей ему на ум в трудный момент, но ощущение, что Том стоит у него за спиной, не покидало его.

Он уставился на ручку.

И в этот момент она начала поворачиваться.

Вскрикнув, Бенни вцепился в нее и поднял вверх. Вокруг ручки образовалось небольшое углубление, заполненное водой, которая теперь стекала вниз, капая на пол.

Ручка резко задергалась и задребезжала. И это были не неуклюжие попытки обычных зомби добраться до добычи. Бенни никогда раньше не видел ничего подобного. Это были скоординированные действия сильного существа.

Бенни думал, что знал, что такое настоящий ужас.

Но он ошибался.

Он схватился за ручку одной рукой, а другой отчаянно шарил в карманах в поисках предмета, которым можно было бы заблокировать ручку. Единственное, что могло для этого подойти, был его кинжал.

Снаружи до него донеслись первые вопли, когда освобожденные зомби напали на жнецов.

Понимая, что у него не осталось выбора, Бенни воткнул кинжал в узкую щель между ручкой и стальной дверью. И проталкивал его до тех пор, пока снаружи не осталась торчать лишь рукоятка кинжала.

Мертвец мгновенно оставил ручку в покое и с безумной яростью принялся колотить в дверь.

А затем наступила тишина.

Эти воспоминания молнией пронеслись в голове Бенни, и он снова услышал вопрос Никс:

— Как?

Как он выпустил их?

— Лучше не спрашивай, — ответил он, доставая меч. — Ладно… пора выбираться отсюда и нести эти бумаги в Убежище.

Они отвернулись, не желая больше смотреть на бойню внизу. И собрались уже броситься в лес, чтобы наконец покинуть это страшное место.

Однако этому не суждено было случиться.

На пути у них возник зомби.

На нем был разорванный и окровавленный зеленый комбинезон.

Бунтарка мчалась так, словно за ней черти гнались.

Квадроцикл прыгал, сотрясался и ходил ходуном на пределах своих возможностей и скорости. И хотя Чонг и Ева были пристегнуты, им приходилось хвататься за все, что попадалось под руку, лишь бы удержаться на месте.

Чонг продолжал надеяться, что произойдет чудо и окажется, что сегодняшний день был всего лишь кошмаром и он снова вернется во вчера, к той привычной действительности, когда главной проблемой было выбрать ягоды, от которых у него не случится расстройства желудка.

А затем до него донесся очень странный звук.

Тихий взрыв счастливого смеха.

Он взглянул на прижавшуюся к нему девочку. На ее лице вспыхивал восторг, когда квадроцикл подскакивал, переезжая толстые сучья, разбросанные по земле, и перепрыгивал через узкие русла, образованные лесными ручейками.

Ева улыбнулась ему, и впервые с момента их встречи Чонг увидел в ее глазах незамутненную чистоту истинного счастья. Это было так странно и так не вязалось с тем, что произошло совсем недавно, что Чонг хоть и улыбнулся в ответ, но ощутил глубокое беспокойство за девочку.

Он ни на секунду не мог поверить, что ребенок, который еще недавно был в ступоре, мог вот так запросто «переключиться». Это выглядело невероятным. Чонг продолжал улыбаться, но чувствовал, что смотрит в прекрасное лицо ужаса, гораздо более глубокого, чем его собственная беда.

«Боже, не дай ей лишиться рассудка, — взмолился он про себя. — Если у тебя осталась еще хоть капля милости ко мне, согласись, мне она больше не нужна. Отдай ее девочке. Дай Еве шанс».