Пэт Кэдиган: Ночные видения [сборник litres]

Мы медленно последовали за Тайлером. Элиза отстала, достала из сумки баллончик с красной краской, встряхнула его, готовя к использованию, и жадным взглядом осмотрела кирпичный забор рядом с воротами.

– Вы идите, – сказала она. – Я останусь тут, чтобы те, кто захочет повеселиться на Хэллоуин, знали, что они здесь не первые.

– Хочешь побыть на стреме? – с заметным интересом спросил Тайлер.

Со слишком заметным. Элиза посмотрела на него с тоской.

– Иди, играй, мальчик, – сказала она. – Может, если поторопишься, как ряженый получишь конфетку в большом доме, если не кончатся. – Она повернулась спиной к стене, еще раз встряхнула баллончик, глядя куда-то внутрь себя и созерцая шедевр, который собиралась создать.

Тайлер пробормотал что-то себе под нос и поплелся по дорожке к нам. Чак сочувственно посмотрел на него. Айко ничего подобного не сделала. Ее внимание было поглощено домом. Она разглядывала целехонькую древесину и застекленные окна глазами художника. И она действительно была художником, как и мы все. Только средства у нас различались. Элиза использовала краски. Чак в некотором роде актерствовал. Тайлер танцевал. Я любила джазовые импровизации молотком или любым другим тупым инструментом. Айко же…

Айко была скульптором, и ей дом мог представляться нетронутым куском мрамора, готовым для обработки резцом.

– Пошли, – сказала она, и ее лицо с этой усмешкой походило на жуткий фонарь из тыквы с прорезанными отверстиями глаз, носа и рта, светящийся в сумерках дьявольским огнем.

Иногда ряженые не добирались до двери. Они пугались, так сказала повариха. Не могли вынести величия дома, им казалось, что его окна следят за ними. Они не понимали, что дом лишь хочет завести друзей так, как этого же хочет Мэри. Друзья были важны.

– Сегодня Хэллоуин, – прошептала Мэри и, вздрагивая от восторга, вышла из своей комнаты. Пространство изгибалось вокруг нее, она прошла через стену к воротам, легко проникая через кирпичи и известку. Ряженый, не сумевший добраться до дома, стоял у стены с баллончиками с краской в каждой руке, рисуя на кирпиче что-то удивительное .

Созданное им было большое, красное и белое, оно закручивалось, как полоса на мятной карамельной палочке в виде трости с крючкообразным концом, сама сладость, выжидающая момента порезать небо острым сколом. Мэри захлопала в ладоши.

– Какого хрена… – ряженая обернулась, ее глаза и рот широко раскрылись. Комочек чего-то розового выпал изо рта и шлепнулся на дорожку.

Мэри нахмурилась.

– Сорить нехорошо, – сказала она. – Подними это. Мистер Эванс говорит, чтобы я никогда не сорила.

– Ты еще кто такая, мать твою? – спросила ряженая.

Мэри стала подозревать, что дружить с такой девочкой не стоит.

– Меня зовут Мэри. Я здесь живу. А тебя как зовут?

– Тут никто не живет, детка. Это дом Холстонов.

– Да, – терпеливо сказала Мэри. – Это мой дом.

Ряженая уставилась на нее, так и не подняв розовый комочек с дорожки.

– Ни хрена, – выдохнула ряженая. – Ты вырядилась как Мэри Холстон? Родители позволили? Где они? Это какое-то вирусное дерьмо.

– Тебе не следует говорить такие слова, – сказала Мэри. – Это некрасиво.

– Ну да, а рядиться в мертвого ребенка, который…

Ряженая продолжала говорить, но Мэри больше не слушала. Это были плохие слова, дурные, лживые, которые окружающим ее людям использовать не следовало. Требовалось сделать так, чтобы ряженая перестала их употреблять.

Так Мэри и сделала.

Когда она закончила и крик прекратился, ряженая больше ничего такого не говорила, Мэри снова посмотрела на стену. Спираль, как на карамельной палочке, исчезла. Теперь все стало розовым, желтым и печальным, как напоминание о смерти того, кто никогда не должен был здесь умереть.

Мэри вздохнула и ушла обратно в стену. Может быть, с другими будет веселее.

Через некоторое время то, что было Элизой, поднялось на ноги. Оно оставило баллончики с краской лежать на прежнем месте и молча стояло, ожидая возвращения остальных.

Все мы слышали крик, но, посмотрев, увидели лишь Элизу у стены, уже несшей контуры грандиозного абстрактного произведения. Я нерешительно помахала ей. Она ответила тем же.

– Сука, – пробормотал Тайлер.

– Да-да, – сказала Айко и посмотрела на дверь. – Эмили, у тебя отмычки. Ты как хочешь: пустишь нас или я начну колотить?

Это была одна из самых вежливых фраз, услышанных мною от нее. Я подошла к двери, достала из кармана набор отмычек и принялась за работу. Холстоны могли позволить себе дорогие замки, но технология идет вперед семимильными шагами. Я ожидала чего-то замысловатого, но посильного, такого, что позволило бы мне круто выглядеть перед друзьями. Произвести на них впечатление мне, слишком пухлой, медлительной и не желавшей сокрушать, когда, как мне казалось, нас могли поймать, было нелегко. Но я умела забираться в дома, поэтому меня терпели в компании. Пока я соглашалась открывать двери, я оставалась частью команды.