Дмитрий Костюкевич - Жуть-2

Во дворике было темно. Никаких переносных светильников; лунный свет лениво стекал по левой стороне внутреннего кольца и будто впитывался в армированный бетон.

Кусач поднял фонарик и поводил по стенам. Он всё больше хмурился.

Не окна. Если только какие-то хитровыдуманные.

Но нет, вряд ли.

Больше похоже на огромные прожекторы. Ага, на вмурованные в стену прожекторы.

Кусач был уверен, что если их все разом зажечь, то лучи сойдутся в центре дворика.

Хрень какая-то…

Гиря выскочил из густой темноты под строительными лесами. Радостно (с нотками пережитого испуга) тявкая, понёсся на него.

— А я за тобой, братишка. — Кусач подхватил пса на руки и дал облизать лицо. — Жрать хочешь?

Мерный гул сводил с ума. Казалось, он нарастал, заставляя вибрировать все мелкие косточки и хрящики в теле Артёма. Делал бессмысленным и неприятным любое занятие.

Артём выключил телевизор и открыл книгу на закладке, осилил несколько страниц, часто возвращаясь к уже прочитанному, но ускользнувшему. Отложил книгу. Взгляд упал на треснувший экран телефона.

Он стал думать о случае на стройке, о той штуке за воротами (убеждать себя, что это был человек, рабочий, значило нагло врать) — эти мысли казались ему важными, настоящими, интересными.

Он устроился поудобнее и закрыл глаза.

Перед тем как выключить телевизор и попытать счастья с книгой, он давился криминальной хроникой. До криминальной хроники — футболом. Вот какую форму приняло стремление человека вырваться из рутины: спорт и преступления; ах да, ещё мелодрамы. Вот через что осмысливает этот одинокий человек двадцать первого века вопросы бытия и собственное моральное одиночество.

Артём подумал о ритуалах и обрядах, античных трагедиях, гладиаторских боях, индийских танцах — умели ведь раньше! Знали толк в настоящей драме. А потом измельчали, погрязли в убогих поисках. Трухнул от громкого звука — и на том спасибо, встряхнулся немного. А сверху залил телевизионной болтанкой (псевдострастями), чтобы ещё больше жизнь и смерть прочувствовать.

И кто виноват в этом одномерном скучном одиночестве, отчуждении от себя и себе подобных? Вещи, кумиры, идолы… « Вот ваши боги, которые вывели вас из Египта… [1] Протоиерей Серафим Слободской «Закон Божий». »

«Египет… — подумал Артём, а потом: — Человек в синей футболке по-волчьи взбирается на бархан…»

А потом открыл глаза.

Богатство страстей покрывали тонны мелкого песка Аравийской пустыни. Стаи снегирей срывались с оледенелых ветвей и улетали в прошлое или будущее. ТЭЦ безмолвствовала. Как давно? Артём не знал.

Гиря заскулил. За спиной, отрезая путь, прокатилась тень.

Кусач развернулся.

— Это от них ты прятался? — спросил он пса. — Ну же, братишка, не дрейфь.

В проходе, которым Кусач попал во внутренний дворик, появился громадный шар.

Кусачу удалось разобрать, что представляет собой странный шар — мелкобугристый, словно ком шелухи от семечек, чёрного и красного цветов.

Потом красное пятно скользнуло вниз, через несколько секунд выплыло сверху — ком катился к нему.

Кусач прикинул размеры существа (он не сомневался, что перед ним живое существо): метра полтора в диаметре, плюс-минус.

«Что за долбаная хрень?» — подумал Кусач.

Ком приближался.

Гиря бился на груди, царапая и подвывая. Рукоятки болтореза сползли за резинку куртки.

Кусач попытался найти у существа глаза, но, кроме красного пятна, ничего не видел. Красное пятно казалось складчатым, с грубым рисунком, как у шершавой кожи. Остальное тело было чёрным, неровности напоминали кровяные корочки. Уродливый ком заметно раздувался и сдувался, как кузнечные меха.

Луч фонарика задрожал. Мышцы Гири вибрировали.

Существо сократило расстояние между ними до жалких двух метров.

Что бы это ни было, оно напугало пса, да и его… не оставило равнодушным.

Кусач ухмыльнулся узкой хищной улыбкой.

— Подганиваешь? — спросил он. То ли у существа, то ли у самого себя.

Ком ринулся на него, и Кусач перебросил через него тонко скулящего Гирю, надеясь, что шавка вырвется из ловушки, найдёт под забором ямку (попала же она сюда как-то) и улизнёт.

Существо замерло, подрагивая, будто в замешательстве.

Кусач уронил фонарик, выдернул из-под куртки болторез и поднял к плечу.

— На меня смотри! — приказал он.

Скулёж Гири удалялся. Во дворике остались только человек и круглая хрень.