Александр Еричев - Лоза

Джереми не любил психологов. Пока каждый второй с малейшей проблемой бежал к своему психологу, он предпочитал анализировать самостоятельно причины и следствия, ведь не так уж это и сложно, если быть честным с самим собой. Никто не исправил бы его жизнь, не подкорректировал поведение и мышление, не избавил бы от слабостей. Только он сам был властен над этим. И лишь в его силах было изменить всё.

Но данный фокус разума застал его врасплох.

Необходимо было убраться. Для этого он сходил в сарай, поискать какой-нибудь кусок ткани, но не нашёл. Тогда он решил поискать в подвале. Там он увидел пару пыльных коробок в углу, заглянув в которые искомую тряпку он не обнаружил, но заметил кое-что интересное.

Открыв нижнюю коробку, он столкнулся с улыбающимся лицом молодой девушки, которая смотрела на него задорным взглядом с газетного листа, бережно хранимого его дедом. И он узнал это лицо. Правда, видел он его только во сне, который почти и не помнил вовсе. Крупными чёрными буквами под портретом было напечатано – «Пропала девушка».

– Какого?… – он не смог подобрать нужного слова.

Ударом ноги он отбросил от себя коробку прочь. Он чувствовал себя загнанным в ловушку. Джереми не смог бы объяснить то, как девушка из газеты попала к нему в сон, в котором он забивает её кулаком до потери сознания? Такое не спишешь на стресс от развода. И на местное пиво, воду или солнце. Это уже попахивало мистикой, которую сам он всегда считал бредом.

Он собирался подняться наверх, когда заметил в золе у печи что-то необычное. Подойдя и присев рядом с печью на корточки, неприятно хрустнув коленями, он поднял вещь, привлекшую его внимание. То был обугленный лоскут джинсовой ткани с пуговицей на ней.

«Да и ладно! Сжёг старый чёрт свою джинсовую рубаху, что такого?» – но здравый смысл ему подсказывал нечто иное. Если вещь тебя не устраивает, ты не станешь сжигать её в своей котельной печи в подвале. Если только ты не пироман.

Или это не твоя вещь.

Внезапно ему захотелось уехать отсюда.

Была середина дня, самое пекло. Джереми застыл у заднего входа, вглядываясь в красные листья виноградной лозы. Она сменила всю свою зелень на кроваво-красный окрас.

– Всё-таки интересная ты хреновина… – пробормотал он ей, прикоснувшись к листочку в виде трезубца, приятная мягкость которого успокаивала.

Не думая, он прижался лицом к растению. Ему казалось, что оно шепчет, рассказывает ему нечто разными голосами, умиротворяющими и спокойными. И он слушал, поглаживая руками листья лозы. Его разум искал покоя, и сейчас, вслушиваясь в призрачный шёпот множества голосов, вызванный наверняка накопившимся стрессом и алкоголем, он был спокоен, словно вновь оказался в далёком детстве на руках матери.

Вдруг один голос стал различим более других. Женский голос, с лёгкой ноткой пронзительности, что-то настойчиво пытался ему сказать, перебиваемый остальными. Джереми вслушался. Даже понимая, что это всего лишь игра его больного сознания, ему стало интересно, о чём так сильно хочет рассказать голос. Тот говорил быстро и сбивчиво, но всё же недостаточно громко, чтобы разобрать. К ноткам настойчивости прибавились истерические нотки. Женщина то ли смеялась, то ли плакала, он не мог понять, но продолжал вслушиваться. Другие голоса тоже сменили интонацию. Создавалось впечатление, что каждый из них что-то хочет рассказать ему, причём быстрее других. В итоге он не понимал ничего из этой путаницы голосов. Шёпот превратился в гул, в котором повторялись одни и те же слова – «дно», «освободи», «убийца».

Внезапно пронзительный крик пронзил его слух, и он резко отскочил от стены дома, упав на спину. В ушах звенело, словно ему и вправду крикнули в ухо.

«Это что ещё за чертовщина?!»

Вскочив на ноги, он вбежал в дом, не совсем понимая, что собирается делать. Первая мысль была о том, чтобы уехать, но над ней взяла верх другая, легче реализуемая – выпить. И он уже шёл на кухню за порцией баночного, когда вспомнил про нелицеприятную лужу блевотины на полу у дивана. Решить эту проблему он смог не совсем стандартно, использовав коврик для ног перед входной дверью, попросту накинув тот поверх лужи. Он понимал, что это лишь временная мера, так как всё это потом мерзко засмердит, но сейчас коврика было достаточно, чтобы вновь усесться на диване и упиться пивом до беспамятства.

В такие моменты он был сам себе противен.

«Возможно, тебе попросту необходим мозгоправ, дружок…» – усмехнулся он про себя.