Елена Романова - Лилит

Лиза почти ничего не соображала, она понятия не имела, как выбраться из леса. Она просто шла. Бездумно. Она чувствовала, как силы покидают её, как жизнь уходит из её тела. Нужно продержаться. Ради дочери. Не упасть, пока она не встретит хоть кого-то из людей.

Временами пропадал слух и темнело в глазах. Лизины ноги не выдержали и подкосились. Но она поползла, держа одной рукой ребёнка. Где-то за деревьями промелькнул силуэт. Может это человек? Или у неё уже галлюцинации? Страшно хотелось пить и спать.

– Лиза! Боже мой! Деточка моя! – Этот голос был такой родной. – Ох, что же они сделали с тобой? Я сейчас за подмогой.

У Лизы не было сил, чтобы остановить бабу Мотю, но она смогла прохрипеть.

– Заберите ребёнка. Позаботьтесь…о ней.

Через несколько секунд Лиза ощутила пустоту в руке. Дочка хныкала где-то вдалеке.

– Лизонька! Ты потрепи. Как же дитё-то без матери, – старушка жалобно причитала, но всё это было уже неважно.

Последнее, что успела сказать Лиза. – Назовите её…

А дальше язык не слушался. Мысли ещё метались в голове, зрение отказало, слух начал улавливать какую-то мелодию. Она погрузилась в нечто вязкое, тёплое, и такое долгожданное. Лиза не сопротивлялась сладкой дремоте. И боль отступила.

Перед смертью Лиза улыбнулась. Дочь в надёжных руках.

Эпилог

Три месяца спустя

Баба Мотя несколько недель не могла прийти в себя. Ведь Лиза умерла у неё на руках. Жалко, что дитя осталось без матери, но пусть лучше так, чем, если б обе погибли. Хоть какое-то утешение ей, старой.

Ребёнок захныкал, и старушка поспешила его утешить.

– Ну-ну, будет тебе, Лизонька. Не плачь. На-ка сушку послюнявь.

Лиза ведь так и не успела дать имя дочери, но зато она, Мотя, сразу скумекала. В честь матери. Малышка пока не отзывалась на Лизоньку, но ведь мала ещё. Ничего, вырастит, выкормит, будет ей подмога.

Мотя с горечью подумала о своей дочери. Упустила она Юко, и ведь не общались давно, а всё равно жалко. Родная кровь. А отец её какой гад оказался. Ведь знал же, как она, Мотя, к этим делишкам относится, а всё равно письмо с Юко передал, мол, не отвертишься.

Старушка подошла к ящичку и вытянула оттуда белый лист, исписанный мелким подчерком. Она уж не раз его перечитывала с того дня, как малышка родилась. И до сих пор сомневалась, что в тот день поступила правильно. Ведь от них добра не жди.

«Дорогая Матильда!

Я знаю, что ты в обиде на меня за то, что так и не сложилась у нас жизнь, и что Юко выбрала мою сторону. Ты её за это не вини, это зов крови. Просто мои гены посильнее твоих. Ты всё делала правильно, и воспитание дала, и образование, но Юко не могла жить по твоим правилам, иначе бы она просто погибла. Как цветок, который получает слишком много солнечного света, засыхает.

Но у тебя ещё есть шанс всё исправить. Юко сказала мне, что ребёнок должен родиться особенным. Он будет обладать огромной силой и властью, но вот в какую сторону это применить, решать только ему самому. Если ребёнку суждено будет выжить и остаться с тобой, твоя обязанность помочь ему. Малыша нужно лишь слегка направлять, он сам выберет верный путь. Милая моя, Матильда. Если ты желаешь ему добра, если не хочешь, чтобы он умер от отчаяния и непринятия себя, не губи его.

Я знаю, что ты бы с хотела сделать из него святого праведника. Не спорю, что такой вариант не только возможен, но даже вероятнее всего. Ведь иначе бы Юко так не следила за его судьбой. Но если ребёнок повернётся лицом к тёмным силам, прошу, не руби с плеча. Ты уже потеряла дочь, которая сбежала от тебя, так что не лишай себя ещё одного ребёнка.

Подумай, Матильда, какая на тебе лежит ответственность. Надеюсь, что ты сделаешь правильный выбор. Прощай. Гора»

В конце письма стояла красная печать в виде небольшого круга и полумесяца, который насквозь проходил верхушку круга.

Она бережно свернула письмо и положила обратно. Сомнения её одолевали лишь по одному поводу. Не сказала она тогда Лизе, что роды-то Юко принимала. Иначе бы не разродилась девка, погибла бы вместе с ребёнком. А она, Мотя, этого допустить не могла.

Юко тогда сразу же ребёнка забрать хотела, даже имя ей дала – Лилит, но Мотя уговорила, мол, дай хоть часок, не гоже это, чтобы мать своего ребёнка даже не увидела. Пусть вместе побудут. Юко согласилась подождать неподалёку, а Мотя решила схитрить. Упрятать Лизу подальше, но не уберегла.

На пол что-то упало и покатилось. Сушка! Девочка захныкала. Мотя бросилась к ней, уж и новую сушку ей дала, и дольку яблока, а она всё одно ревела надрывалась.