Евгений Мышкин - Врата Вайптауна [СИ]

— Доброе утро, Рик. — Мэй, взъерошенная, с заспанными глазами и заплывшим лицом. Судя по всему, она с утра приговорила не меньше упаковки пива.

— Сейчас вечер, дорогая. — Рик мельком посмотрел на неё, и увидел, как она облизывает губы, глядя на бутылку бурбона. Она заметила его взгляд, и виновато опустила глаза. Она присела в кресло рядом с ним, и опустила голову ему на плечо. Он резко дёрнул им, и Мэй выпрямилась.

— Ты обиделся, Рик? — Она прекрасно знала ответ на этот вопрос.

— Нет, дорогая. Я хочу, чтобы ты продолжала в том же духе. Может, через пару лет я смогу лишить тебя опеки над Жэсс и у девочки начнется нормальная жизнь. — У Мэй не нашлось возражений. Она виновато опустила голову, пытаясь зацепиться хоть за какую-то отстраненную тему.

— А где кот? — Спросила она как бы невзначай.

— Кот ушел. — Сказал Рик отстраненно, и снова уставился в пустыню. — Он ушел смотреть, как открываются врата.

— Хорошо. — Сказала Мэй. Рик подумал о том, что у неё в голове кисель, если после такой фразы она говорит просто «хорошо». — А можно мне… Мою бутылку обратно?

— Хер тебе. — Бросил Рик.

— Ладно. — Так же спокойно сказала Мэй.

Ещё пару минут она ёрзала на стуле, а затем встала и ушла в дом. Рик закурил. Мысли о том, что радио заговорило с ним сегодня, вернулись к нему.

— Ладно, давай разберемся с этим. — Сказал он сам себе.

Он вынес старый радиоприёмник на улицу, и поставил его на столик.

— Ну, же! Давай! Говори! — Прикрикнул он на него.

Радио молчало.

Молчало.

А потом включилось.

Сначала было только шипение. Потом заиграла музыка. Странная, мрачная мелодия, она чёрными щупальцами проникала в самые глубокие уголки его мозга, и поднимала на поверхность все его страхи.

— Рик Мур! Ты готов? — Спросило радио странным хриплым голосом.

— Нет. — Ответил он.

— Это не имеет значения. ОН идёт. Врата открываются, и ОН пройдёт сквозь них. — Снова эта история.

— Кто, он? КТО? — Спросил Рик.

Голос повторял это четверостишие ещё несколько раз, всё громче и громче. Пока, наконец, из радиоприёмника не повалил серый дым с запахом горелой оплетки.

Его руки затряслись, а во рту всё пересохло. Он закурил, закашлялся, и втянул сигарету в три долгих затяжки. Его трясло и бил озноб, хотя на улице всё ещё стояла жара. Рик оказался не готов к такому испытанию. Он всё ещё ощущал соблазн откупорить бутылку «красного шакала», и думал только о том, что надо было начинать пить ровно в тот момент, когда он впервые задумал это. Тогда, все эти голоса можно было бы списать на алкоголь. Сейчас же всё было так, как оно есть. Реально.

Рик ухватился за пробку. Теперь-то уже зачем? Он не пил уже шесть лет, и начинать не имело смысла. Может, оно притупит страх? Или смажет воспоминания, и превратит их в пьяный бред. Рик застыл. Ещё секунда. Поворот пробки. С треском лопаются тонкие пластиковые соединения между крышкой и колечком. Хруст открываемой бутылки шепчет колыбельную, и обещает помочь справиться с происходящим.

Никаких сирен не было. Только шум двигателей. Рычание моторов Хамви и внушительных армейских грузовиков заполнило улицу. Они ехали по Ков-стрит стройной колонной вниз — в направлении долины. В вечерних сумерках они казались огромными жуками, стремительно ползущими в пустыню на запах падали. Алый закат отражался от лобовых стекол. На бортах — пыль, поверх пятен камуфляжной раскраски. Дюжина Хаммеров, и почти вдвое больше грузовиков с тентованными бортами. Рик мог бы побиться о заклад с кем угодно, что внутри — военные. Вооруженные военные. И они здесь не просто так.

На шум выскочила Мэй. Рот её был перепачкан красным соусом.

— Что это такое, Дорогой? Что происходит?

— Врата открываются. — Хрипло сказал Рик, рассматривая алые щупальца тумана, расползающегося в предзакатной пустыне.

30 июня 2019 года.

Вайптаун, штат Нью-Мехико.

Скотт Ганн проснулся от того, что его чёртовы коты решили устроить концерт. Они драли глотки, и требовали, чтобы их выпустили на улицу.

— Хрен бы вас побрал, пушистые отродья! — Скотт в одних трусах встал, открыл двери трейлера и животные, единой массой сгинули в жарком полуденном мареве. — Идите, давайте! Поспать не даёте.