Елена Щетинина - Самая страшная книга. Лучшее (сборник)

Новелла «Субстрат» прошла в «Самую страшную книгу 2017», также на счету автора повесть «Василиса», которая пока еще не нашла своего издателя.

Октябрьский ветер выплескивал свою непреходящую злость, швыряя по окнам избы мелкие россыпи ледяных колючих брызг. Черемуха в палисаднике махала из стороны в сторону голыми ветвями, отчего изнутри казалось, что вокруг дома водят хоровод сонмища теней. Предчувствие чего-то недоброго, необратимого, такого, о чем даже догадываться было тошно, вибрировало то ли в душе, то ли в подсознании – тонко, как беспрерывный, раздражающий зуммер. Половицы равномерно скрипели под тяжелыми сапогами участкового, расхаживающего по кухне от печи до входной двери и обратно. Печь поддымливала, и дышать было тяжеловато. Окно – обычное дело для старых сибирских изб – не открывалось, рама была намертво вделана в сруб. Форточка также не предусматривалась. Поэтому участковый слегка приоткрыл дверь, и в дом сразу залетел ветер, зашелестев шторами и задув и без того угасавшую свечу на столе. То, что излучал старенький диодник под потолком, светом можно было назвать только с натяжкой.

«Видимо, аккумулятор садится. Ну что за жизнь здесь, в этом Подгорске, без электричества?» – устало подумал участковый.

Тягостное молчание затягивалось.

– Ну хватит уже, Степан, в молчанку-то играть, – наконец произнес он, останавливаясь напротив хозяина дома, сидящего с опущенной головой на табуретке возле окна. Руки его были в несколько витков связаны за спиной пеньковой веревкой в полпальца толщиной. Конец веревки для верности был примотан к скобе, бог знает для чего вбитой в брус внутри дома. Ноги были связаны тоже, да и туловище участковый не поленился примотать к табуретке.

– Ты пойми, я ж никому зла не желаю, Степа. И тебе тоже зла не желаю. Хотя одна статья у тебя уже есть – нападение на полицейского. Но я не буду это заносить в протокол, если скажешь, где девушка. Просто скажи, Степа: где Марина? Ты ведь не мог сделать ничего такого, что уже не исправить, правда? По глазам вижу, что правда.

Степан изогнулся на стуле, и в глазах его сверкнуло совсем не то, о чем говорил участковый. С тех пор как он был усажен на этот стул, похоже, его ярость только усиливалась. Если бы он и заговорил, то, скорее всего, лишь для того, чтобы осыпать ночного гостя бранью или проклятиями. Но и этого не случилось, Степан молчал уже битый час, и это было как-то ненормально. Неправильно.

– Темный ты человек, Степан, – вздохнул участковый. – Я уже двенадцатый год здесь работаю, один на пять деревень. От Сергеевки до Подгорска тридцать километров, а ведь еще и Верхнеухтымское есть – так до него все пятьдесят. Всякое бывало, а только посадить я пока никого не посадил. Веришь, нет – табельное оружие сегодня чуть не в первый раз взял. И без него разбираюсь обычно. Меня ведь, Степа, все знают, все уважают. А почему? Да потому что зла никому не делал. Натворил что – изволь, штраф получи. Или отработай на благо родного поселка. Вот взять хоть Саньку Краснова с Утесова. На той неделе напился, хулиганить начал, пришлось выезжать, вязать его, бугая такого… Он же здоровый, как лось, наручники мне сломал и сиденье в уазике. А как проспался – совсем другой человек. Можно было и посадить за хулиганку, только зачем? Нашли ему штрафработу. А позавчера он с женой приходил, благодарили… Понимаешь, к чему я веду? У меня ведь, Степа, серьезных происшествий на участке отродясь не было. Ты, кстати, прости, что вот так тебя примотать пришлось – ну так ты ж сам кинулся мне морду бить. А наручников-то и нету. Я тебе так скажу – мне их даже и не выдавали никогда. А те, что поломались, – так то китайские, я их в Абакане на рынке за свои деньги покупал.

Тем временем ветер за окном угомонился и зарядил дождь, сильный и монотонный. Его косые струи со странным глуховатым звоном лупили в окно, за которым различить что-либо во тьме было решительно невозможно. Алексей Петрович внезапно ощутил озноб – то ли от сырости и холода, проникших в дом через полуоткрытую дверь, то ли от того самого, свербевшего в глубине души, тревожного сигнала, о котором не хотелось даже и думать… Он снова закрыл дверь.

– Вот же погодка, а? Сам знаешь, в такую ночь хозяин собаку на улицу не выгонит, а я тут с тобой, понимаешь, развлекаюсь. А ведь мне еще и обратно ехать. По вашей-то убитой дороге! Давай уже, не тяни, решим все, а? Скажи: где девушка? Марина Златовойская, семнадцати лет, черненькая такая, с короткой стрижкой? Ведь ты же с ней замутить пытался, мне люди рассказали. Люди-то, брат, – они все видят. Разве в деревне что можно от людей скрыть? К тебе она и поехала, сюда, в Подгорск, позавчера. Где она, а?