Александр Матюхин: Колдовство [сборник litres]

Сигарета в ее губах задрожала.

– Вы не имеете права.

– Я здесь право, – произнес следователь. – А ты никто и звать никак. Безродная девчонка, жена убийцы и алкоголика. Никому до тебя дела нет, не было и не будет. Как не будет и до твоей дочурки, когда ты отправишься мотать срок. Кроме бабки, которая давно с чертями знается. В чертей, положим, верит только местная деревенщина, а органы опеки скажут «маразм», но ведь ты понимаешь, куда это приведет?

– Жаль, что Марк не смог вас тогда убить, – прошипела Галя.

– Вижу, что понимаешь, – сказал Дубовик. – В детдом. При кровавом совке там, конечно, царили мрак и ужас, тебе ли не знать, но сейчас у нас демократия, понимаешь. Свобода нравов! Раньше вас, сироток, в баню водили, а теперь в сауну возят. К богатым дядям. Девочка у тебя симпатичная, так что…

Он не договорил. Галя с воплем кинулась на него, метя ногтями в глаза.

– Нападение на представителя власти! – радостно гаркнул Дубовик и вогнал ей кулак в низ живота. Она разинула рот. Сигарета упала на резиновый коврик, подмигнула огоньком и потухла, выпустив на прощание тоненький виток белесого дыма. Галя скрючилась на сиденье, со всхлипами втягивая в себя воздух.

– П…рошу… – всхлипнула она, когда снова могла дышать.

– Я смотрю, мы уже не такие дерзкие?

– Ка…тенька ничего в…ам не сде…ла…ла…

– Понимаешь, Галочка, мне вдруг почему-то очень захотелось сделать плохо вам обеим. Око за око, знаешь ли. Но если ты не против сделать мне хорошо…

– Я… я… что хотите…

– Я знал, – мягко произнес он. – Я знал, что ты умная девочка.

Она подняла голову. В глазах ее дрожали слезы, и Дубовику вдруг стало не по себе. Настолько, что он уже готов был завести мотор и просто отвезти ее домой.

Но потом он снова подумал: эта сучка принадлежала Шерхану. Шерхану, который всю жизнь издевался над ним, всю жизнь вытирал о него ноги.

Тебя я тоже забил ногами, думал он. Да, долг платежом красен, дружище Шерхан. А утречком я снова тебя навестил, преспокойно повесил в камере как собаку, и ни у кого не возникло вопросов, потому как все считали, что туда тебе и дорога, а теперь я трахну твою вдовушку – и как тебе это нравится, гребаный садюга?

– Давай, – выдохнул он, непослушными руками расстегнул брюки, положил ладонь ей на затылок и толкнул ее голову вниз.

После он любезно придерживал Галю за плечи, пока ее мучительно рвало в заросли подорожника.

Катя рассталась со Стасом только у самой калитки. Забрав у него свой портфель, она подождала, когда Стас скроется из виду, а потом бросилась через двор, ворвалась в дом, швырнула портфель и рявкнула:

– Ба!

Ответа не последовало. Тишина стояла пугающая.

Сбросив туфли, Катя вихрем пронеслась по комнатам, зажигая повсюду свет. Не стоило делать это перед грозой, но темноты, в которой могли таиться бабушкины друзья, убивающие людей, она вынести не могла.

Что-то случилось на кладбище… может, и в этом замешана бабушка?

В бабушкиной комнате свет не зажегся. Тьма гнездилась по углам, и часы отбивали свое бесконечное «так… так…».

Катя стиснула кулаки, впиваясь ногтями в ладони.

Не за нее отомстила бабушка Ленке, нет. За нехорошие слова про папу.

– Лгунья, – прошептала Катя. – Ведьма проклятая.

И сразу, ужаснувшись себе самой, зажала ладошкой рот. Гнев сменился стыдом. Будто в ответ на ее святотатство за окном грянуло, как из пушки, стекло отозвалось жалобным комариным звоном.

Кате стало не по себе. Когда так внезапно налетает буря, говорила бабушка, это наверняка колобродит нечистая сила в поисках новых жертв…

Она выбросила эти мысли из головы. И стала думать о Стасе. Хороший он все-таки. И папа у него был хороший, даром что квасил похлеще ее папы, пока печень не отказала. И тем не менее он никогда – ни разу! – не поднял руку ни на Стаса, ни на его маму.

Но что тогда двигало папой? Что сделало хорошего человека плохим? Может быть… может быть, этого хорошего человека никогда и не существовало?

Новый удар грома вырвал ее из оцепенения. Катя сжала кулаки, чувствуя, как накатывает злость. Непривычная злость, веселая, успокаивающая.

– Да пошел ты! – вслух сказала она. – Мне плевать на тебя, слышишь?

Внезапно она встрепенулась. Белье! Маме только не хватало, чтобы вчерашняя стирка пошла насмарку.

Сбегав за тазом, она выскочила на двор, второпях забыв обуться. Нежная молодая травка приятно щекотала босые пятки. Ветер тут же освежил пылающее лицо, раздул юбку колоколом. Деревья размахивали ветвями, словно пытались поймать уносимые ветром листья, белыми крыльями хлопали простыни на веревках. И над всем клубилась громада грозовой тучи, подсвечиваемая снизу росчерками зарниц. Вдали сверкнула молния, рассекая белым зигзагом густеющую черноту, и небо отозвалось оглушительным треском, от которого у Кати на мгновение заложило уши.