Евгения Кретова - Дом с панорамными окнами [сборник]

Говорят, никакие деньги не стоят жизни.

Врут.

Говорят, деньги не пахнут.

Врут.

Деньги пахнут. Еще как. Воняют кровью и потом. Вернее, не так: легкие деньги — кровью, а тяжелые, трудовые — потом.

За каждой бумажкой — чья-то судьба. За каждой монетой — свобода. И никто по-настоящему не свободен.

Каждый свободен только в выборе своей зависимости, [4] «В основном, свободу человек проявляет только в выборе своей зависимости», Герман Гессе (1877–1962), немецкий писатель, лауреат Нобелевской премии (1946 г.). так, кажется?

И в этом плане Лерка теперь совершенно свободна.

— Лер, ты чего? Ты куда ходила, больная же!.. — мама вернулась с работы пораньше, в недоумении складывая в папку разбросанные по столу файлы с документами. Нарядная елка разноцветно подмигивала в углу.

— Мам, мы можем вернуться в нашу старую квартиру? Прямо сейчас? А?

Уже подходя к кладбищу, Лерка заглянула в павильон, где торговали цветами. Она хотела купить настоящие живые цветы. И маленькую игрушку.

На входе в павильон стоял стеллаж со свежей прессой.

В глаза сразу бросилась огромная, на всю первую страницу, фотография крупного мужчины, лысоватого, с тяжелым самоуверенным взглядом. Сердце оборвалось: на нее смотрел Молина Хорхе Эдуардович.

Лерка схватила газету, с первых слов заголовка поняв, о чем статья.

« Трагическая смерть руководителя крупной строительной компании. Пожар после корпоратива ».

Девушка оплатила покупку и медленно пошла в сторону калитки, на ходу просматривая статью.

«… По информации следственных органов, причина пожара пока не установлена. Известно, что дом, в котором расположился офис ООО „Камрад“, сдан застройщиком в начале этого года. Претензий и замечаний в процессе госприемки не выявлено.

Пожар разгорелся между двумя и тремя часами ночи в кабинете генерального директора. Возможно, причиной возгорания стала непотушенная сигарета».

Лера точно знала, куда идти, словно бывала здесь много раз. Аккуратные ряды крестов. Украшенные неестественно яркими цветами темные оградки, обелиски, прикрытые от любопытных глаз заиндевевшими березками или пушистыми елями. Вид торжественный и печальный.

Вот она, темная оградка. Только за ней пять каменных плит: молодая, улыбающаяся женщина, мальчик-подросток, смешливая девочка, крошка в кружевном чепчике, погибшие одной смертью в одну ночь, и рядом с ними худощавый мужчина, не выживший без них.

Татьяна, Артем, Маргарита, Алена и Павел.

Сломанная в клочья судьба.

Лера стряхнула иней с побелевших табличек, присела на скамейку рядом с могилой Татьяны, положила на гранитную плиту газету и цветы.

— Татьяна, здравствуйте. Не знаю, слышите ли Вы меня теперь. Ведь я сделала то, о чем Вы меня просили, и Вы добились того, что хотели. Наверное, Вам не зачем здесь больше находиться… Знаете, мне очень жаль, что с вами так произошло. Правда.

Она встала, положила игрушку на могилу Алены Селиверстовой, еще раз взглянула на детское наивное личико, прижимающее к себе… белоснежного медвежонка… того самого…

— Выходит, это ее медвежонок, Алены? Его не принесли на пожарище?

У Леры все внутри похолодело. И нашелся ответ на вопрос, бившийся в мозгу.

— Ладно, Татьяна, — выдохнула, наконец, она, — если ты меня слышишь, то я освобождаю тебя от обещания, данного мне… ну, в том плане, что больше ко мне никого не пускать. Если есть кто-то еще рядом с тобой, кому я могу помочь… то, валяйте…

По позвоночнику полился тонкий холодок. Словно апрельский сквозняк пробрался под куртку.

Лерка закрыла глаза и приготовилась.

Ромка напрягся и застыл.

С соседней парты его сверлил взглядом Жорка-Дылда, Палаш тыкал кончиком карандаша в спину.

— Романыч, ты скоро?

Ромка молчал. Ему нужно еще мгновение, чтобы понять, рассмотреть.

Он зажмурился. Перед ним медленно проявилась полупрозрачная пленка, на которой голубоватыми светящимися чернилами мелким разборчивым почерком было написано с десяток строк.