Мелинда Солсбери - Что скрывает прилив [litres]

Я составляю два письма. Оба к Джайлзу Стюарту.

В первом говорится о том, что уровень воды в озере стремительно падает. В подробностях рассказываю все, что сумела узнать из записей в журнале наевфуиля за последние две недели до сегодняшнего вечера. Не забываю описать, что обитающая на дне рыба начинает подниматься на поверхность. Я недвусмысленно указываю на то, что лесопилка потребляет слишком много воды. Возможно, он озаботится этой проблемой, если на кон поставлены деньги и репутация. Я могу лишь попытаться.

Второе письмо о том, что я лгала о той ночи, когда исчезла моя мама. Что он все это время был прав: мой отец действительно ее убил. Рассказываю все, что помню: выстрелы, револьвер, пропавшее тело матери. Я не углубляюсь в оправдания, извинения и объяснения. Они не нужны ни Джайлзу, ни шерифу, которому он передаст это письмо. Им нужны только факты, их я и предоставляю.

Я запечатываю оба письма в конверты и прячу их под подушку. Потом ложусь в кровать и до рассвета наблюдаю за тем, как сгорает свеча.

Вскоре после того, как небо начинает светлеть, отец уходит. Я все еще не сплю. Из-за бессонной ночи моя голова словно набита ватой, и по собственному опыту знаю, что мне не пережить этот день, если я не запущу руки в отцовские запасы кофе. Я варю целую кружку и открываю окно, чтобы дать выветриться аромату. Затем добавляю туда неимоверное количество меда и ухожу в свою комнату.

Я закрываю внутренние ставни, открываю складной нож, засовываю лезвие в шов между половицами и поднимаю ту, что легко поддается. Дункан, должно быть, уже на подъезде к деревне. Он остановится на ночь в трактире, где его встретит Джайлз, а на следующий день уедет с особым грузом, но не узнает об этом. Почтальон будет держать путь вниз по склону по направлению к Балинкельду, там я и спрыгну с телеги и отыщу подходящий амбар или другую постройку, чтобы переночевать. А потом на дилижансе отправлюсь в Терсо. Легко и просто.

Завтра утром меня уже здесь не будет.

Я разворачиваю полотняную сумку, которую сшила из обрывков старого паруса с одной из лодок. Она неказистая, но прочная, а большего мне и не нужно. Внутрь я укладываю два своих лучших платья. В городе хочется не слишком отличаться от местных. Из сплетен, которые подслушала в магазине Мэгги Уилсон, я знаю, что горожанки носят гораздо больше кружева, чем мы. Также я беру приличную повседневную одежду, чулки, нижнее белье. Все это смесь спасенных мною старых материнских вещей и того, что я не погнушалась купить у Мэгги.

Следом идет мой новый теплый зимний арисэд с подкладкой из отборной, как уверяет Рен, овечьей шерсти. Он мягкий-мягкий, и когда я кладу на него голову, меня начинает клонить в сон. Поэтому поспешно складываю его и отправляю в сумку, а затем делаю большой глоток кофе. Спасибо, но спать сейчас не время.

Ботинки я оставляю, потому что планирую надеть их в путешествие. Я бережно упаковываю чернила и перья, заворачивая их вместе с банкой с кусочками золотой фольги в старую блузу. Потом разделяю деньги, ведь только дураку придет в голову держать их в одном месте. Я кладу их в маленькие мешочки: два, чтобы спрятать в каждый ботинок у щиколоток, еще один – в нижнее белье, а четвертый закреплю на ремне.

И потом я достаю револьвер.

С трепетом кладу его на арисэд , словно пеленающая новорожденного мать. В конце я тянусь за пулями. С любопытством я открываю коробку. Шесть крошечных патронов аккуратно разложены по кругу. Я просила четыре, всего лишь желая полностью зарядить револьвер, но здесь полный комплект. Если считать две пули в револьвере, в моем распоряжении восемь смертей. Я достаю один патрон и рассматриваю его. Он длиной с первую фалангу моего мизинца и лишь немного тоньше ее. Гильза серебристого цвета, как и закругленная оболочка собственно пули, виднеющаяся на наконечнике. Он выглядит элегантно. Я вздрагиваю и кладу патрон на место, прячу коробку во внутренний карман, который специально пришила к сумке.

Ну вот. Здесь все, что мне нужно.

Благодаря Рену.

Я отгоняю мысль о нем, пытаясь похоронить чувство вины под трепещущим сердцем. Закрывая сумку, я понимаю, что наполненная она уже не поместится под полом. Поэтому задвигаю ее под кровать, жалея, что не могу сделать то же самое с собственной совестью. Рен – единственный человек в Ормсколе, которого последние семь лет я могла назвать настоящим другом. И я приставила пистолет к его голове.

До того, как уеду, мне нужно извиниться перед ним. Сегодня.