Эдвард Ли - Крикеры

Предположение Фила было верным; проверка Сьюзен Джейка Родса выявила множество арестов, обвинений, условных приговоров — известных в этом штате — все за хранение, транспортировку и распространение наркотиков. Он даже был задержан как подозреваемый в ряде связанных с наркотиками расследований убийств, но был освобождён из-за недостаточных доказательств.

Мир не будет скучать по Джейку Дастину Родсу.

Будучи полицейским уже десять лет, Фил не был удивлён своему чувству отстранённости, которое охватило его вскоре после того, как он увидел состояние трупа; эта чувствительность сопровождала его работу: когда вы видите мёртвых людей, вы не принимаете это близко к сердцу, а когда вы видите мёртвых наркоторговцев, вы переживаете ещё меньше. Фил также не был удивлён странной и ускоренной манерой, в которой проходило это расследование по наркотикам. В течение нескольких недель он занимался этим делом и не обнаружил ничего, что указывало бы на связь «ангельской пыли» и Крик-Сити. Но теперь, буквально за одну ночь, у него был Игл Питерс с наркотиками в личном деле, пропавший человек по имени Орндорф с такой же историей, и труп по имени Родс, также замешанный с «ангельской пылью». Ещё один аспект полицейской работы — чистая спонтанность, к которой он уже привык. Тупая удача часто была самым надёжным другом полицейского.

— Не забудь о нашем завтрашнем свидании, — напомнила ему Сьюзен, когда они оба зашли в пансион «Старая леди Крейн».

— Ты издеваешься? Я скорее забуду своё имя! Я знаю, в аду нет такой ярости, как у отвергнутого диспетчера!

— Увидимся вечером на работе, — сказала она, поднимаясь по старой ковровой лестнице.

Фил улыбнулся, несмотря на усталость, и прошёл по коридору первого этажа в свою комнату. Он чувствовал оцепенение восторга; он не был на настоящем «свидании» в течение уже долгого времени. И что радовало его гораздо больше, так это растущее влечение к Сьюзен. Оно казалось лёгким и чистым; не только его физическое влечение к ней — хотя с каждым днём она казалась ему всё более красивой, её глаза всё более голубыми, её волосы всё более шелковистыми, её тело всё более привлекательным — но и его человеческое влечение; она нравилась ему за слишком многие моменты, и он явно нравился ей тоже.

«Должно быть, я делаю всё правильно, — подумал он. — Зачем ей встречаться со мной, если она не считает меня крутым парнем?»

Но сейчас он был усталым парнем. Ночные смены с самого начала нарушали его метаболизм, и ещё хуже было то, что благодаря сегодняшней неизбежной сверхурочной работе он ложился спать на несколько часов позже, чем привык. Простая перспектива сна никогда не казалась более роскошной, когда он закрыл дверь и начал раздеваться.

У него было только одно желание: никаких плохих снов сегодня, никаких кошмаров.

Теперь эти сны неуловимо преследовали его. Казалось, что в тот момент, когда он начинал дремать, его разум возвращал его к тому закоулку детства. Как в зернистом, плохо снятом фильме: его десятилетнее «я» блуждает по влажному, заросшему виноградом лесу. Маленькая девочка-крикер, хорошенькая, несмотря на свои уродства, убегает под палящее солнце. Высокий холм, окружённый увядающей травой, которая была такой же высокой, как и он сам, и на вершине холма…

Дом.

«Христос…»

И его узкие, потрёпанные окна, вставленные в побеленное дерево. Окна похожи на глаза, которые смотрят прямо в пульсирующее сердце самого кошмара…

Он повесил пояс с оружием в шкаф, снял значок и расстегнул рубашку. Минуту назад он был в прекрасном настроении, а теперь оно испортилось. Кошмар повторялся даже тогда, когда он бодрствовал; он вредил ему.

Почему он так одержим воспоминаниями?

Всё это было более двух десятилетий назад, если оно вообще было реальным.

«Мне нужно сходить к психиатру», — подумал он.

И это была не шутка. Теперь этот кошмар мучил его, совершая набеги в его сон, и клевал его бодрствующие мысли, как какой-то сумасшедший, с игольчатым клювом гракл, пожирающий кучу жирных червей. Он сейчас был до того измученный, что боялся ложиться спать. Потому что он знал, что призрак будет ждать, чтобы насладиться бóльшей частью его памяти, мрачными, острыми как лезвие образами вещей, которые он думал, что видел в доме в тот день…

— Господи Иисусе, неужели ты не можешь перестать думать об этом дерьме?! — он заорал на себя. — Что, чёрт возьми, с тобой не так, тряпка?!

И в конце этой саморазрушительной мысли раздался лёгкий стук костяшек пальцев в дверь. В этот момент его разум был настолько расстроен, что он даже не сразу сообразил, кто бы это мог быть.