Alex Shkom - Туман гор Кайана

Он достал пистолет из кобуры и направил вперёд. Его напарник сопроводил то шокированным, полным непонимания взглядом, но перечить не стал — он тоже наверняка догадался до того же самого вывода.

— Я ничего… — едва прохрипел он в ответ. — Ничего не скрываю…

— Он врёт, — прошептал своему напарнику Рич. — Бери его на мушку как подозреваемого — позже разберёмся.

— Да?! — крикнул шаману Крис, так и не взяв винтовку. — А откуда тогда они всё прознали, старик?! Давай — расскажи нам! К чему браниться-то?!

В один миг голос шамана превратился в настоящий животный рык — в десятки раз громче, чудовищнее, чем был. Он резким рывком обернулся на нас в тумане, и мы могли видеть то, как рвётся кожа на его челюсти.

— Они врут тебе! Чужаки! Лгут! Тебе!

Его рука, удерживающая трость, просто переломала её пополам. Даже в той пелене, даже видя только образы, я мог различить, что с ним происходило: кожа его тела растягивалась и рвалась, обнажая мышцы, увеличивающиеся в объёме; кости — тоже становящиеся больше — пробивали его внутренние органы; череп давил ему глаза всмятку; зубы перекусывали язык, но он всё не переставал выть и кричать, продолжая бить руками о землю:

— Они! Лгут! Тебе!

«Стреляй… Стреляй!» — вдруг промелькнула искра рассудка в моей голове. Я рывком снял с Криса винтовку и, прицелившись, зажал курок. Так поступили и остальные — мы всё выпускали патроны в то существо, валяющееся на земле, все пытались убить то, что было уже мертво, а он всё продолжал выть:

— Ложь! Наглая ложь!

Голос Амарука превратился в чудовищный вой. Уже нельзя было убить то, что лежало перед нами — он был духом, а не мёртвым, и силы в нём было непомерно много. Всё резко переменилось ровно в то, что я чувствовал — в смерть.

Дальше моя память оставила лишь отрывки. Помню: он поднялся на бледные, даже тёмно-серые ноги, покрытые кровью; его накидка, достающая раньше до пола, свисала ему до пояса; помню кучу обезображенных человеческих лиц и голов, выросших на его черепе; помню длинные руки, расставленные в стороны, и протяжный хриплый крик, когда он побежал на нас.

Первым ударом он точно промахнулся мимо меня — что-то, очень похожее на ударную волну, отбросило меня прочь. На лице была кровь… Не моя. Помню выстрелы из автомата, явно принадлежавшего Ричу — он ведь вначале стрелял из пистолета — восемь или девять из двадцати патронов. А дальше — глухой стук. И вновь кровь.

Ещё помню крик. Наверное, кричал я. Хотел ли? Чёрт его знает. Хотел, раз кричал. Смит ещё что-то пытался вбить мне о том, что нужно бежать… а я не чувствовал даже собственных ног. Да, нужно было бежать. Только раньше. Гораздо раньше. В тот момент… бежать уже было поздно.

Первое моё ясное воспоминание: я, израненный и весь в опилках висел над темнотой той самой пещеры, схваченный чьей-то крепкой хваткой. Рядом с собой я видел светлые волосы, полные крови. «Всё-таки, он сбросил нас вниз», — всё, о чём я успел подумать прежде, чем упал в ту темноту.

Всё-таки, он сбросил нас вниз.

Темнота. Как быстро она поглотила всё вокруг меня… Должно быть, моё тело просто перекрутило в воздухе — не мог же весь свет просто исчезнуть за одно мгновение?

Помню, как наши со Смитом взгляды пересеклись. Меня бросили первым, так что он мог видеть всё то, что через секунду должно было появиться в его глазах — страх, паника, отчаяние… сожаление.

Я много раз думал о том, что нужно было бежать прочь, а не следовать под дулом автомата на смерть, но в тот момент, когда я летел вниз… боже, я думал о таких глупых вещах. О том, что должен был «У Сенди» двадцать три бакса, о той девушке — Джинни, вроде бы — что просила позвонить мне многие месяцы назад. Я думал: «Чёрт, я не исправил столько вещей. Вот обидится старик Дрейк, когда узнает, что я всё-таки не полезу с ним в Латинскую Америку, расстроится, больше некому будет шутить про его второсортные авантюры», — я думал о таких… банальностях? О мелочах?

Должно быть, мне просто не хотелось рассуждать о собственной смерти — такое часто бывало со мной в Афгане: бессонными ночами задолго или перед самими операциями я думал о том, как заживу, когда вернусь; куда сначала пойду, что съем, что надену на свой первый «гражданский» вечер — как и в те многие разы, я просто пытался обмануть себя, мой мозг пытался играть в игры, воображая, что всё то, что мне предстояло пережить, точно обойдётся, что никогда не будет никаких испытаний для моей жизни, но правда в том, что подобный обман… очень наивен. В реальном мире нельзя просто закрыть глаза на проблему, чтобы та исчезла. О, нет — в реальном мире та проблема, скорее всего, воспользуется ситуацией и подберётся к тебе как можно ближе, чтобы в тот момент, когда ты открыл глаза, она показала тебе всем своим масштабом, что вот она — жизнь, и жизни на тебя плевать.