Татьяна Корсакова: Шепот гремучей лощины [СИ litres]

– Не поверили и пришли к стенам усадьбы. – Нянюшка нашла нужный ключ, подошла к Габи, сказала ласково: – Все, миленькая, хватит тебе сидеть на цепи, точно бешеной псице. Вот сейчас Дмитрий уйдет, и снимем мы с тебя этот ошейник.

– Это вам нужно уходить! – Дмитрий говорил спокойно, но в голосе его уже слышались первые, едва различимые нотки отчаяния. – Выберетесь подземным ходом, потом через калитку, ту, которую я вам показывал, выйдете из усадьбы. Там уже ждет экипаж. Езжайте в город, вот на этот адрес. – Он сунул в руку нянюшки клочок бумаги.

– Димочка, а ты как же? – На мгновение, но короткое сладостное мгновение Габи снова почувствовала себя женщиной. Обычной испуганной женщиной, мужниной женой.

– А я разберусь тут и приеду за вами. Да ты не бойся, любимая, они не решатся. Пошумят и уйдут восвояси. Девятнадцатый век на дворе. Не средневековье же, чтобы верить во всякую чушь… Я выйду, поговорю с ними.

– Не надо! – Габи вцепилась в его руку мертвой хваткой, ногтями по-звериному острыми и крепкими вспорола и толстую шерсть сюртука, и шелк сорочки, и горячую плоть. Запахло кровью, и она снова перестала быть человеком – отшатнулась, сунув окровавленные пальцы в рот, как ребенок ярморочный леденец.

– Плохо. – Нянюшка покачала головой. – Плохо, что молчал, что мне не сказал.

Дмитрий ничего не ответил, он завороженно смотрел, как пропитывается кровью рукав его сюртука.

– Габи здесь на цепи, а мужиков все равно кто-то убивает. Кто?

Ответ был очевидным. Очевидным и страшным.

– Он нашел меня, нянюшка, – прошептала Габи, слизывая кровь с пальцев. – Он меня нашел.

– Не об этом сейчас нужно думать! – Дмитрий пришел в себя, яростно мотнул головой. – План прежний, дамы: я разбираюсь с мужиками, вы уезжаете в город. И не спорьте! – Крик его взлетел к каменным сводам темницы и с гулким уханьем упал к ногам Габи. – Я люблю тебя, – сказал он уже спокойно и решительно. – Люблю тебя и нашего ребенка. И я никому не позволю вас обидеть. Езжайте!

Дожидаться слез, уговоров и прощаний Дмитрий не стал, решительным шагом вышел из подземелья. Несколько мгновений Габи слышала гулкое эхо его шагов, а потом все стихло.

– Он прав, миленькая. – Нянюшка набросила на плечи Габи шаль, сняла с ее шеи ошейник. – Мужичины должны заниматься своей работой, а женщины своей. Пойдем! – Она крепко сжала запястье Габи, потянула. – Пойдем, нам нужно спешить!

На земляном полу перед дверью темницы стояла керосиновая лампа, нянюшка зажгла ее, взяла в левую руку. Правой она продолжала цепко держать Габи, тянуть за собой. Подземный ход был узким, но достаточным, чтобы пройти по нему, лишь слегка склонив голову. Габи шла, не видя ничего перед собой. Прислушиваясь к звукам, доносящимся снаружи, прислушиваясь к себе. Боль еще не была сильной. Ныла поясница, немели ноги, и малышка в животе вертелась юлой.

– Не надо так, маленькая, – сказала Габи шепотом и погладила живот. – Не крутись, а то запутаешься.

– Тихо. – Идущая впереди нянюшка замерла, подняла фонарь, разглядывая что-то над головой. – Пришли. – Она погасила лампу.

Все остальное происходило в полной тишине и темноте. Габи слушала только свою беспокойную девочку.

Снаружи наступили сумерки. Она уже и не помнила, как выглядит мир снаружи, как звучит и как пахнет. Да она и не слышала раньше этот тихий успокаивающий шепот. Что изменилось сильнее? Мир вокруг, или она сама? Думать об этом было некогда, нянюшка снова схватила ее за руку, потянула за собой по каменной дорожке, петляющей между экзотическими растениями, к выходу из оранжереи.

Здесь, за границами белокаменных стен оранжереи, мир сделался чуть ярче и чуть громче. Габи слышала злые мужские голоса, чуяла острый запах дыма. Громыхнул выстрел, и она замерла, как вкопанная.

– Пойдем! – Велела нянюшка и потащила ее за собой в сизо-малиновую, клубящуюся туманом утробу парка. – Он справится, пойдем!

И они не пошли, а побежали. Нянюшка с невиданной, почти девичьей резвостью, а Габи тяжело, как дряхлая старуха. Туман обступил их со всех сторон, укутал и спрятал от посторонних глаз. Габи хотелось думать, что спрятал, что тот, кто пришел по ее следу, не сможет найти их с нянюшкой в этом тумане. А еще ей хотелось назад к мужу. Хотелось стать с ним плечом к плечу, защищать, нападать и ранить его врагов. Может ранить, а может и убивать. Зубами рвать…

Из пересохшего горла вырвался тихий рык, нянюшка обернулась, глянула внимательно, сказала строго: