Дэн Поблоки: Встреча [litres]

Гнев на лице мисс Тейт сменился смущением:

– Я бы никогда не стала этого делать! Дай-ка взглянуть.

Поппи неохотно отдала конверт. Она наблюдала за тем, как мисс Тейт быстро читает письмо.

– Поппи, я в первый раз его вижу. Честное слово.

– У меня есть семья! – выдохнула Поппи.

– Давай не будем делать поспешных выводов.

– Моя двоюродная тетушка Дельфиния все про меня знает. – Голос Поппи звучал тихо, но настойчиво.

Мисс Тейт вздохнула, словно все происходящее было ей не в новинку.

– Обратный адрес смазался. Номера телефона нет. Как и электронной почты. Как, по-твоему, мне с ней связаться?

«Не очень-то и надо, – подумала Поппи. – Я и сама с этим справлюсь».

Не отрывая взгляда от девочки, мисс Тейт обошла стол и села за компьютер. Не дыша, Поппи смотрела, как директор пробивает по Сети Ларкспур Хаус.

– Не очень-то обнадеживает. Только с десяток списков недвижимости по всей стране. И я ничего не могу найти о Дельфинии Ларкспур.

Поппи похолодела:

– И это все?

– Я знаю, что последнее время девочки тебя обижают. – Мисс Тейт откинулась на спинку стула и примирительно посмотрела на Поппи. – Думаю, тебе придется смириться с тем, что это всего лишь розыгрыш. А сейчас тебе стоит подумать о своем поведении. То, как ты поступила сегодня с Эшли… так вести себя недопустимо.

Поппи по-прежнему была в опале.

Позже вечером, когда Поппи подошла к зеркалу над раковиной в туалете, она не увидела там Девочки.

Раньше такого не случалось.

Ночью, когда Поппи уже лежала под одеялом, глядя, как лучи фар проезжающих машин скользят по потолку, и слушая сопение Эшли на нижнем ярусе кровати, она подумала: «Может быть, теперь, когда есть надежда поехать в Ларкспур к тетушке Дельфинии, Девочка мне больше не нужна?»

Как же Поппи ошибалась…

ПО-ВИДИМОМУ, ТОЛЬКО МАРКУС ГЕЛЛЕР слышал музыку, доносящуюся из соседней комнаты, о существовании которой знал только он.

Этой музыке невозможно было противостоять. Нельзя было отрешиться от нее.

Поэтому каждый раз, когда выпадала такая возможность, Маркус старался подыграть.

Но стоило Маркусу сесть на стул в углу кухни, поставить виолончель между коленей и поднять смычок, как мама позвала его:

– Маркус! Можешь подойти сюда, пожалуйста?

Ее голос звучал тонко и отдаленно, и он знал, что она примостилась за компьютером в спальне наверху, – ее обычное место, где она прячется от внешнего мира.

Маркус ощутил, как внутри зашевелилось неприятное бугристое чувство. Он еще не играл сегодня, а мама уже ставит палки в колеса. Он сжал кулаки и медленно разжал их, прежде чем ответить:

– Подожди минутку!

Он провел смычком по струнам – комнату наполнил низкий вибрирующий гул, и этот звук поглотил все тревоги и даже мамин ответ.

Дома всегда было непросто репетировать. Найти уединенное место, когда ты живешь под одной крышей с тремя старшими братьями, – примерно то же, что обнаружить под кроватью спящего единорога, а с недавнего времени ситуация усложнилась еще больше.

Музыка Маркуса странным образом действовала на маму.

Мамин младший брат, Шейн, тоже играл на виолончели. Вся семья считала, что он самый что ни на есть отличный музыкант. Что у него впереди большое будущее…

А потом случилось нечто ужасное.

Маркус не знал подробностей о смерти дяди. Об этом предпочитали не говорить.

Он знал только, что на момент смерти Шейну было двенадцать лет.

Столько же, сколько Маркусу сейчас.

Может быть, все дело именно в возрасте? Или в том, что Маркус начал делать успехи? Ясно одно: мама боится – и поэтому специально отвлекает его от занятий музыкой.

А это нечестно.

Ведь Маркус не может не играть. Если он забросит виолончель, эта музыка, которую, по-видимому, никто больше не слышит, поглотит его без остатка.

Для Маркуса звуки струн, труб и флейт были такими яркими и вибрирующими, а ритмы музыки такими яростными и необузданными, что он не мог поверить в то, что он единственный, для кого они звучат. Словно маленький ребенок, он непрестанно твердил об этой музыке, пропевая мелодии вслух, чтобы окружающие ему поверили.

В конце концов родители отвели его к врачу, который прописал препараты от галлюцинаций. После чего Маркус заключил, что музыка, по-видимому, должна стать его тайной. Он не хотел, чтобы она прекращалась, даже если она и правда играет только у него в голове.

К тому времени он стал брать инструменты из тех, что были в школе, в кабинете музыки, и дома, из старой дядиной коллекции, и пытался воспроизвести невероятные мелодии, которые окружали его повсюду.