Виталий Михайлов: Паутина

Нет, машину поставлю под окном, решает он, сворачивая к дому. Не стоит рисковать и ставить себя в неловкое положение. В конце концов, её всегда можно будет отогнать или даже оставить на улице. Дай Бог, что бы так и было.

Александр выходит из машины. В одной его руке пакет, в другой – цветы. Заходит в подъезд. Второй этаж, светло-коричневая дверь. Кажется, здесь.

Светлана встречает его в обтягивающем ярко-красном платье, ещё больше подчёркивающим её стройную фигуру. Волосы она собрала в пучок, открыв тем самым взору Александра соблазнительную шею. А главное, она улыбается, что делает её совершенно неотразимой. Одним словом, выглядит Светланана все сто, о чём Александр тут же сообщает.

– Спасибо, – говорит она, чмокает его в щёку и берёт протянутый букет. – Проходи.

Пока она ставит цветы в вазу, Александр осматривается. У Светланы всего одна комната, но достаточно просторная. Шкаф, два кресла, журнальный столик, небольшой диванчик. В углу телевизор, над ним две книжные полки.

На одной из них стоит фотография в стеклянной рамке. Снимок сделан на пирсе – Александр сразу узнал это место. На Светлане голубое платье с коротким рукавом, волосы слегка развеваются на ветру.

Светлана замечает его интерес и говорит:

– Это мы в прошлом году фотографировались на набережной. Отмечали получение диплома моей подруги.

– Красивое фото.

– У меня есть ещё. Хочешь посмотреть?

– Конечно.

Светлана открывает шкаф и вынимает оттуда три альбома с фотографиями.

– Здесь вся моя жизнь, – говорит она, устраиваясь на диване и приглашая Александра сесть рядом. – Только некоторые снимки я показывать тебе не буду.

– Да ладно, – говорит Александр, протягивая руку за первым альбомом. – Я хочу посмотреть всё, без купюр. Или у тебя есть какие-то тайны?

– Так я тебе и сказала! – смеётся Светлана, но всё же отдаёт альбом.

Пока Александр листает страницы, она кладёт голову ему на плечо. Он слегка поворачивается и целует её прямо в нежные, мягкие губы. Она прижимается к нему ещё сильнее, а он обнимает её за талию. Рука скользит чуть выше, но Светлана останавливает её.

– Позже. Нас ещё ждёт ужин.

Два часа спустя Александр с сигаретой в руках выходит на балкон. Как же приятно покурить на свежем вечернем воздухе, да ещё после сытного ужина! От выпитого вина у него в голове лёгкая тяжесть, хотя во всём теле ощущение расслабленности и умиротворения. Он с удовольствием затягивается и выпускает струйку дыма на маленькую паутину, сотканную у поручня балкона. Паучок беспокойно обегает свои владения, как бы проверяя их сохранность, и вновь замирает.

– Не пугай паука, – на балконе появляется Светлана и обнимает Александра со спины. Он чувствует, какое горячее у неё тело. – Ему ведь, наверно, страшно.

– Знаешь, о чём я подумал? – спрашивает он. – Наша жизнь, должно быть, такая же хрупкая, как и эта паутина. И если есть кто-то, создавший этот мир, он может в любой момент разрушить его – достаточно протянуть руку.

Он чуть дотрагивается кончиком пальца до паутины, и паук снова начинает суетиться.

– А мы будем так же слабы и бессильны предотвратить это.

– Эй, отчего такие печальные мысли? – Светлана отодвигается и разворачивает Александра лицом к себе. – Не слишком ли ты молод, чтобы думать о смерти?

– Да, ты права. Но всё же думаю иногда, – одной рукой он осторожно гладит её волосы. – Хотя сейчас, когда ты рядом, я хотел бы жить вечно.

– Я всегда буду рядом, – говорит она серьёзно. – Можешь не сомневаться.

В полумраке она кажется ему ещё прекрасней.

– И умрём мы с тобой в один день.

– Приятные новости, миссис Нострадамус, – говорит он. – Но нельзя ли это отложить на завтра и дать мне сегодня в последний раз насладиться этой ночью, самой прекрасной ночью в моей жизни?

– Вы заблуждаетесь, сударь. Эта ночь не последняя, а первая. К тому же она гораздо прекрасней, чем та, которую вы можете себе представить.

Она увлекает его в комнату, и через минуту шелест одежды сменяется тихим стоном.

В Зале Сновидений Сорок Седьмой по-новому рассматривает лицо своего человека. Его внешность он знает досконально, но сейчас оно выглядит для него совсем по-другому.

Если я понимаю правильно, размышляет он, то значит, мы с ним выглядим одинаково. По крайней мере, выглядели, когда человек был поменьше, такой как все дети в доме. Надо будет попросить Шестьдесят Вторую, чтобы она описала меня, тогда я смогу сравнить её слова с тем, что вижу.