Кирсана: Перевёртыш

Но детство прошло, унеся с собой призрачную дымку радости и благополучия. Люди оказались лжецами, а отец – дряхлым слабовольным стариком. Когда он слёг от болезни, мне пришлось очень нелегко: никто не воспринимал меня всерьёз, для всех я был вчерашним сосунком и поздним отпрыском мягкотелого правителя, приведшего свой удел в запустение и нищету. Тогда я осознал, что люди понимают лишь жестокость, признают лишь силу. Мне пришлось стать таким, чтобы выжить, не уступить под напором соседей и двоюродных братьев, уже наточивших ножи, дабы поделить мои земли.

Немного собравшись с силами и приведя удел в относительный порядок, я пригласил своих ненаглядных кузенов на пир в честь праздника Последней Белой Ночи. После шумного застолья, где каждый из нас пил только из своего кубка, опасаясь быть отравленным, я, замирая от страха, не спал всю ночь, пока верные подданные, охочие до моей щедрости, вырезали чужих слуг. «Два десятка ни в чём не повинных людей убиты у меня в доме», – крутилось в голове, словно жужжащий рой. Но гораздо больше меня пугало то, что я собирался сделать на следующий день. Мне нужно было нечто такое, что устрашило бы не только соседних феодалов, но и моих людей. Простая подковёрная интрига или отравление не избавили бы меня от косых взглядов и перешёптываний за спиной. Да, я боялся стать убийцей, боялся, что моя рука дрогнет в решающий момент. Но гораздо больше я боялся быть преданным, растоптанным и забытым.

Утром следующего дня я устроил показательную расправу. Закутавшись в воротник, так, чтобы было не видно моих дрожащих губ, на площади перед ратушей я обвинил своих кузенов в заговоре против меня. Искать улики не было смысла: они в любом случае планировали покушение, пусть не вчера, но в ближайшее время. Они и не отрицали: все их слуги были мертвы, но сами братья продолжали надеяться на моё снисхождение. «Наш маленький братик не посмеет», – думали они. Ну что ж.

Я дал им час. Недостаточно, чтобы убежать далеко, но вполне хватит, чтобы попытаться спрятаться. Увы: мои охотничьи псы считались лучшими на многие мили вокруг. Они с лёгкостью находили добычу, но не трогали её, давая право убить своему хозяину. Я не стал брать свой любимый арбалет, ограничившись отцовским луком. Это оружие всегда казалось мне поистине грациозным. Уже в процессе погони я начал ощущать привычный азарт, а настигнув первого беглеца, с удивлением понял, что мне нравится. Нравится смотреть с высока, осознавая свою силу, ощущать себя хищником, чующим свежую кровь. В тот день я расширил свои земли втрое, закрепив за своим именем образ жестокого убийцы и тирана. Образ, иллюзия которого с каждым днём становилась всё более правдивой.

Долго петлять по зимнему лесу не пришлось. Егеря ли постарались на славу, или же удача была на нашей стороне, но среди чёрных деревьев, припорошенных снегом, мы очень быстро заметили небольшое стадо оленей. Животные тихо хрустели промёрзшим кормом, а вожак с большими рогами то и дело посматривал по сторонам. Благо, мы были ещё слишком далеко и находились с подветренной стороны. Двое поскакали в обход. План был в том, чтобы выгнать зверей на открытую местность, где будет легче их догнать и прицелиться.

Как только стадо погнали на нас, животные разделились на две группы. На то, чтобы определиться, какую из них преследовать, было совсем мало времени, но белое пятно, сверкнувшее между коричневыми спинами, не оставило вариантов. Вот она – мечта. Я удобнее перевесил арбалет и понёсся во весь опор за альбиносом. Лавируя между деревьями, я не замечал остальных оленей, как завороженный глядя на необычно ветвистые рога над молочно белой головой с острыми ушами. Сердце стучало в ритме военных барабанов, а в волосах свистел северный ветер, наполненный хрустом ломающихся под погоней веток. Вскоре с помощью собак мне удалось выгнать зверя на поле. Открытая местность резанула глаза светом, отражённым от холодной снежной глади.

Сквозь крики и лай псов послышался голос егеря:

– Он бежит к оврагу!

– К оврагу? – прокричал я, не поворачивая головы.

– Да. Там, у самой кромки леса. Если перепрыгнет – уйдёт.

– Не перепрыгнет, – я хлестнул коня плетью и в мгновение ока сократил расстояние до жертвы вдвое. Арбалет удобно лёг в руку. Ещё ближе. Мне вдруг показалось, что олень слегка обернулся и посмотрел на меня своим розовым жутковатым глазом. То был лишь миг, а уже в следующий момент изящное тело, склонив назад ветвистые рога, напряглось перед прыжком. Но моя стрела успела быстрее. Расчертив алым переднюю ногу животного, она пронеслась дальше, а олень глухо и как-то совсем по-человечески вскрикнув, упал в овраг.