Евгений Морозов: Больные тени. Повесть

Алина присела на край кровати.

– Бабушка рассказала мне, как ты мучаешься, – сказала она.

Я – горный орёл, если в тот момент её глаза не сверкнули. Не от счастья, но от какого-то удовлетворения, что ли…

– Осталось четыре таблетки?

– Зачем ты спрашиваешь, если всё прекрасно слышала? – я раздражался всё больше и больше. Мало того, что культя ужасно болела, так ещё эта полоумная сидит с умной мордашкой и пытается учить меня!

– Тебе больно. Ты злишься. Ты злишься и тебе ещё больней.

Она подогнула ноги под кровать, белоснежные ладони лежали на ногах, спина слегка горбилась…

– Ты слышал ночью их, да?

– Я слышал ночью, как ты дышишь за стеной. Знаешь, такое дыхание ненормально, – я вытащил язык и спародировал псину.

– Когда мне снится отец, я всегда так дышу. Сначала бабушка тоже боялась, а теперь привыкла. Когда я сплю, мне нужно поправлять голову, вот так… – она обхватила двумя руками затылок и переместила его влево. – Тогда голова ложится на подушку, и дыхание выравнивается.

– Можно тебя попросить оставить меня?

– Разве я делаю тебе хуже?

Я хотел что-то ответить, но промолчал.

– Мне не нравятся разговоры… с тобой, – я привык бить прямо. Но, сказав это, немного испугался: всё-таки дама полоумная, мало ли чего натворит?

– Я знаю, – она прищурила глаза. – Наверное, у тебя есть девочка, которая не будет в восторге от наших частых встреч, да?

– Господи, какие ещё встречи?! – взмолился я.

– У тебя есть девочка?

– Да!

Она отодвинула голову назад, как будто увернулась от шлепка по носу, тонкие брови превратились в домик, Алина нахмурилась.

– Ты – хороший. Ты её любишь?

– Алина, оставь меня, пожалуйста!

Девушка пожала плечами:

– Как скажешь, – она встала.

Рубашка немного задралась, и пока белая материя возвращалась на место, я успел рассмотреть круглые ягодицы, обтянутые зелёной тканью, и бледную тонкую талию. Мотнул головой, рука снова застонала, гномики стучали молоточками, а другие уже доставали острые кирки.

Стоя в дверях, Алина повернулась.

– У меня есть таблетки, если что. Обезбаливающие. Ты можешь простонать, и я принесу их. Только больше не высматривай по ночам тёмные углы. Так нельзя.

И она исчезла.

В пять часов небо начало темнеть. Зашёл отец. Мокрое лицо скорчилось, – он так и не починил машину; порвался какой-то шланг. Но папа поспешил заверить меня, что дядя Гриша, наш сосед по городской квартире, обещал приехать завтра в обед.

– Он привезёт таблетки и поможет с машиной, – отец криво улыбнулся. – Паша… придётся терпеть.

Он ещё не знал, что к этому времени в пачке осталось три таблетки. Он не знал, что за день я проглотил пять. Скоро ночь, и кто его знает, сколько ещё я проглочу? Ответ был прост: три. Потому что больше нет. Боль отступила; маленькие гномики сели отдохнуть, достали из кожаных сумок обеды, приготовленные их жёнами-гномихами. Но скоро… да, да, совсем скоро, они примутся за работу… Тюк, тюк, тюк! БА-БАЦ!

До семи я терпел, а в десять минут восьмого выпил ещё одну. Я не знал, какие могут быть побочные действия от слишком большого количества препарата в крови. Наверное, боль долбила адская, если не скрутило желудок, не выпрыгнула печень, не осыпался позвоночник, и не остановилось сердце. И, наверное… нет, конечно же, конечно же, то, как она сидела на кровати…

То, как она сидела на кровати, было всего лишь совпадением, всего лишь совпадением, мать её раз так! С другой стороны, в голове возникло несколько догадок. Первая, реальная, – ночью Алина заходила в комнату и сидела на кровати, а потом, как только я проснулся, убежала, воспользовавшись моментом, пока мои глаза привыкали к темноте. Вторая, фантастическая догадка, – тут что-то есть, и девушка прекрасно знает, что именно; возможно, звуки и тени возвращаются каждую ночь, на протяжении долгого времени… Нет, была и третья догадка, самая правдоподобная. Ночные галлюцинации. Проще простого, правда?

Но, ёшкин корень, рука так ужасно болела, что я готовился к самому худшему и, как оно обычно бывает, в трудные минуты пустяки нам кажутся великими неразрешимыми проблемами!

Но… зачем она сидела ночью на кровати? Зачем? Зачем?

В десять я проглотил предпоследнюю таблетку. За окном стемнело, в зале отец и бабушка смотрели какое-то шоу. Наверное, это было что-то вроде «Поля чудес» или «Золотая лихорадка». Помните, когда Ярмольник разыгрывал такие маленькие кусочки золота, а помогал ему в этом безмолвный карлик? Господи, почему в тот вечер я придавал этому такое большое значение?