Автандил Хазари - Граница ночи. Роман в новеллах

Нет больше хозяев и рабов, ужас перед неизбежным сравнял всех. Кто-то ещё пытается спастись, вызвав рвоту, кто-то ползает по земле в рыданиях, а кто-то кидается в драку на хохочущих зрителей. И тут ко мне приходит решение: надо бежать. Теперь всё кончено, стены моей тюрьмы рушатся. Я бегу через площадь, за городские ворота, всё дальше и дальше по дороге, и мне незачем оглядываться, ведь никто и не думает преследовать меня. Я бегу, пока есть силы, а затем падаю в придорожную канаву. И только тут, лёжа в грязи, я осознаю, что жить мне осталось всего несколько дней. Вслед за тюрьмой из толстых прутьев рушится и тюрьма моей уродливой плоти, и скоро я стану свободен!

Однако вскоре эта первоначальная радость кажется мне нелепым и по-детски наивным бахвальством. Стоило мысли о скорой и мучительной смерти поселиться и обосноваться во мне, вместе с ней явился и её спутник – страх. Ведь я помню, как умирала мать, а теперь и мне предстоит пройти через подобное… Но выбора нет, нужно смириться… А может, я не заболел? Вдруг всё обойдётся? Ведь не все же заболевают… И вот затеплилась надежда, но как же так, неужели даже такая жизнь, жизнь урода в клетке, мне на самом деле дорога и я боюсь расставаться с этим миром и с собой? Или я просто трус и не верю в загробную жизнь как следует?

Не надо думать об этом, скоро всё станет ясно, нечего и голову ломать, а как всё прояснится, так придётся принять свою судьбу и не роптать. Но что делать сейчас? Куда идти? Тут я подумал, что лучшим решением будет попытаться исполнить свою давнюю мечту – увидеть море. Ведь я всю жизнь прожил в Бретани, а моря ни разу не видел, хотя оно здесь кругом, всё дышит им, оно даёт и жизнь, и смерть, ведь именно оно однажды исторгло этих английских убийц, что причинили нам столько бед и принесли разорение. Но наши хозяева заезжали со своим цирком во все захолустья, а приморские городки объезжали стороной, словно необъятный простор и свобода моря внушали им отвращение… Так что надо идти к морю, лицом к закату, а там уж дорога обязательно выведет, только бы хватило времени…

Я побрёл, сначала с воодушевлением, помогающим не замечать остроту камней и холод грязи. Но чем дальше, тем сильнее усталость и слабость клонили меня к земле, и уже совсем стемнело, а ужина я сегодня так и не получил и надежды на него нет. Тело под сырой одеждой чешется и зудит, но костёр разжечь нечем, и я просто ложусь на мягкое травяное покрывало в леске у дороги, обхватываю себя руками и пытаюсь уснуть. Деревья ведут свой вечный спор с ветром, и лес величаво шумит, пробуждая ночных жителей и усыпляя меня.

Но вдруг сквозь наваливающуюся дремоту я слышу чью-то тихую беззлобную брань, она доносится с дороги. Поднимаю голову, прислушиваюсь: то явно какой-то старик вздыхает и ругает немилосердную судьбу. Вскакиваю и бегу к нему, а там будь что будет… Выбегаю на дорогу, смотрю на него, он на меня, и даже в темноте лесной дороги я вижу его дружелюбную улыбку. Улыбку, не гогот презрения, а улыбку? Да он, должно быть, просто меня не разглядел…

– Не самое подходящее место и время ты выбрал для прогулок, юноша, – говорит он, будто старикам ночью в лесу самое место. – Куда путь держишь?

– К морю, – неопределённо машу рукой.

– Зачем же тебе море?

Этот вопрос ставит меня в тупик, хотя сам-то я, вроде, понимаю, зачем мне море, но как это объяснишь незнакомому человеку? Мне осталось недолго, объясняю я, хочу увидеть его перед смертью. Старик становится серьёзен и просит поделиться своей историей. Я соглашаюсь, но предлагаю сперва устроиться на ночлег, а затем уже и разговоры вести. Мы разжигаем костёр, исследуем содержимое сумки старика и тем временем беседуем. Я всё рассказываю, а он качает головой и соглашается, что поступил я правильно, сбежав. Называть его старик просит Сен-Жаком, родом он из дальних мест, а в наших краях уже давно бродит скитальцем. Совершал паломничество, да так и привык к жизни вольного странника. Ищу, говорит, добрых людей да разные чудеса, хотя в наше время добрый человек уже сам почти чудо. И фляжку с вином то мне даёт, то сам прикладывается.

– Что же вы делаете, – говорю, – разве не знаете, что бывает, если слишком близко сходиться с чумными? – А он только улыбается, как блаженный, да хлебом закусывает и меня угощает. Ложимся спать, а утром просыпаемся вместе с лесными птицами и собираемся в дорогу. А на вопрос, куда же он сам-то направляется, говорит, что меня к морю провожает. Видно, и правда без дела слоняется на старость лет.