Вики Филдс - Заслуженное наказание. Истина

Мое сердце затрепетало, когда я взяла одну из них. Та самая кукла, которая принадлежала моей маме. В темно-синем шелковом платье, с огромными синими глазами и светлыми волосами, струящимися по плечам и спине. Я видела ее на фотографии вместе с мамой и тетей Энн. Они были детьми и улыбались во все тридцать два зуба, когда дедушка снимал их на новенький фотоаппарат.

Я с трепетом прижала игрушку к груди, радуясь находке словно ребенок. Опустилась на корточки перед креслом и, вдыхая запах пыльной, заплесневелой ткани, принялась тщательно рассматривать остальных кукол. Они сидят на каком-то предмете. На коробке. С небывалой осторожностью я убрала кукол, сделав заметку в мозгу забрать их с собой, и взяла в руки старую, деревянную шкатулку с потертой крышкой. Внутри обнаружились украшения; жемчужные бусы и кольца с изумрудами, сапфировые сережки и еще какие-то камни, которые понравились бы тете Энн, в этом я не сомневалась. Мысли о том, как я притащу этот хлам тете Энн, улетучились из головы оставив звенящую пустоту, когда под украшениями на дне шкатулки стал заметен язычок, демонстрирующий тайное отделение.

Впервые за этот год я ощутила что-то кроме убийственного разочарования и нежелания жить. Что-то кроме всепоглощающего чувства вины и жажды все исправить. Загадка.

Я замешкалась, ведь чувство предвкушения было прекрасным. Что, если в тайном отделе не обнаружится ничего? Или какая-нибудь ерунда, которая несомненно была важной вещью для хозяйки шкатулки, и не представляет никакой ценности и интереса для меня?

Решившись, я убрала украшения на пол и потянула за язычок, приподнимая фальшивое дно шкатулки. Как я и предполагала, здесь обнаружился потайной отдел, а вместе с ним – небольшая книжечка, размером с ладонь. Старательно спрятанный дневник какой-нибудь по уши влюбленной девушки, жившей в этом доме. Может быть даже бабушкин. Или мамин.

Я почувствовала, как мной овладевает любопытство, и жажда разгадать загадку, поэтому с осторожностью, чтобы дневник не рассыпался в труху в моих руках, поддела кончиками пальцев первую страницу и прочла:

Энджел Саффолк 1599 год.

У меня появилось смутное предчувствие: снова Энджел. Это имя преследует меня повсюду.

Не зная, чего от этого можно ожидать, перевернула страницу.

13 октября

Сегодня сожгли на костре мою горячо любимую подругу Сюзанну. Моему горю нет конца, но я не могу усомниться в том, что отец поступает правильно. Но неужели Сюзанна была ведьмой?

17 октября

Отец ведет себя странно: вчера он с криком отобрал мамин крестик, что я нашла в ее комнате. Этот крестик – единственное, что осталось от нее. Когда я задаю вопросы о ней, отец не хочет отвечать. Я очень скучаю по ней.

… На улице было холодно, шел снег. В это время года я всегда замерзаю, но не сегодня; потому что сегодня состоялось запланированное знакомство с сыном мисс Габриель в их доме, стоящем на границе с лесом. Этот дом был таким огромным, что в нем, наверное, поместилась бы церковь моего отца. Я стояла рядом с мужчиной, с которым мне придется связать свою жизнь, и хотела расспросить его о доме, но не могла заговорить, потому что рядом находились отец и мисс Габриель.

На самом деле дом был причиной не смотреть в глаза этого мужчины. Мне едва удалось побороть желание и не ответить на взгляд. Хотелось убедиться, что они действительно странного оттенка переспевшей сливы. Ах, как жаль, что я не расслышала его имя, когда он представился.

Не могу выкинуть мысли из головы, а ведь думать о мужчине – грех! Если продолжу – Нечистый заполнит меня! Я не хочу, чтобы меня вслед за Сюзанной сожгли на костре!

18 октября

Болит голова.

Я ощущаю себя очень странно.

Пропал аппетит.

19 октября

Сегодня, когда я собирала хворост, вновь увидела молодого мужчину, и на этот раз осмелилась попросить, чтобы он повторил свое имя. Его зовут мистер Кэри Хейл. Необычное имя для нашего города. Но этот мужчина действительно необычен. Его цвет глаз странный: темно-сливовый на солнце, черный – в лесном сумраке; его манера говорить легка и спокойна, не такая как у других мужчин. Когда мы говорили, мистер Хейл смотрел на меня из-под полуопущенных ресниц. Затем помог с хворостом.

Больше я не могу писать. Слова, которые блуждают в моей голове не должны появиться на бумаге. Я должна помолиться.