Сергей Долженко - Жених без лица. серия «Небесный дознаватель»

Смотрит на него жалостливым взглядом и хлопает роскошными ресницами.

Как ему хотелось обнять эти вздрагивающие плечики, прижать к себе… Но, Иван Петрович, сложив руки на груди, словно школьный учитель, начинает расхаживать по мягкому ковру спальни и нудно объяснять:

– Стоит обращать внимание лишь на сны, явившиеся в промежуток времени от двух до четырех часов ночи. Ваш сон был в начале первого.

Марина садится на кровать, сбрасывает тапочки…

– В начале первого… – повторяет, замешкавшись, Иван Петрович. – По всей видимости, не носит предсказательного характера и свидетельствует о том…

Она вздыхает, кутается в одеяло, но так небрежно, что очаровательная ножка видна до самых бедер.

– … что впереди ситуация, которая позволит вам резко выйти на новый уровень. Маньяк с ножом – это обстоятельство, которое попытается прервать вашу прежнюю жизнь. И ваше счастье, если он когда-нибудь нагонит и, прошу прощения, зарежет.

– Зарежет?! – охает она, не отводя от «ангела-хранителя» расширенных глаз. – Мне будет больно?

– Зарежет не в физическом смысле. Смерть для нас – это прежде всего безвозвратность. И образ смерти во сне лишь подчеркивает эту самую безвозвратность. То есть, переворот в вашей жизни будет настолько основательным, что к вам, прежней личности, возврата не будет. Вы продолжите жить, но обновленная.

– Обновленная, – сонно повторяет Марина, зевая, даже не пытаясь прикрыть ладошкой розовый, как у кошечки, ротик.

Тяжело молодому человеку неполных тридцати лет играть роль «духовного отца» такой прелестной дочери.

Неладное стало твориться в жизни Чайки после того как родители купили ей двухкомнатную квартиру в спальном районе городе, и она повела самостоятельную жизнь. Сразу пошли невезения с многочисленными бой-френдами. Один мальчик пожил с ней месяц, потом исчез, прихватив на память пару ценных вещиц. Второй, красивый, как херувим, был наркоманом и тянул из нее деньги; третий вовсе оказался садистом и однажды так избил ее, что она с сотрясением мозга очутилась в больнице. Где она умудрялась находить таких? Любой солидный человек выложил бы целое состояние, лишь бы иметь это произведение искусства в своей постели. А с ней все какие-то мелко уголовные мальчики…

Что на этот раз ему расскажет Марина?

Быть может, тревожное предчувствие шевельнулось раньше, когда вышел из дома? Не было восьми часов, зябли руки без перчаток, но солнце вовсю играло на лобовых стеклах припаркованных машин, расчирикались лохматые воробьи, непрочный лед хрустел под каблуками, как осколки тонкого чайного стекла…

Какая-то баба в оранжевой безрукавке дорожного рабочего попросила сигарету. Он не курил, и от избытка хорошего настроения пошутил, сказав вроде того, что «здоровье, мамаша, беречь надо», на что баба сурово указала ему – «все равно помрем». Причем, ничего больше не добавила, да и эту фразу сказала рассеянно, даже не сразу, а спустя несколько мгновений. Вышло так, что просто бросила в спину – «все помрем».

Шмыга не обратил внимания на глупые слова. В это время он смотрел на дерево в палисаднике соседнего дома, усыпанное белыми листочками бумаги. Какой-то придурок, видимо таким образом, решил освободить свой захламленный стол и вывалил бумажный мусор прямо на дерево под своим окном…

Какое-то отдельно стоящее предупреждение, знак, который тогда ему ничего не сказал. Четко фиксируемое ощущение надвигающейся беды появилось, когда он решил срезать угол квартала и пройти прямиком к автобусной остановке. Прошел мимо детского садика, свернул в тихий двор: сломанные качели, в песочнице грязный снег, детишки в круг собрались. Одна смешная девчонка без шапки, светлые косички на воротнике спортивной курточки, звонко считает:

– Налево – не сметь, направо – не сметь, кто-то должен умереть…

Ни хрена себе детская считалочка! Тогда первый раз в тот день Иван Петрович остановился. Пусто и звонко стало в голове, исчезла привычная теплая тяжесть рук и ног. Серые панели домов, хлопает на ветру белье на одном из балконов, в окне на первом этаже дернулась занавеска – по Шмыге скользнул чей-то равнодушный взгляд, женщина в черном поставила тяжелые сумки на деревянные ребра скамейки, тянет с головы пуховый платок, парень в черной кожанке нараспашку прикуривает сигарету, обжигается, трясет рукой, бьется звонкий голос из распахнутой форточки «Марина! Иди домой, Марина…»

Иван Петрович глубоко выдохнул. Ничего интересного.