Наталья Егорова - Гадание на трефового короля, или Смерть идет за тобой

К нему неслышно подошла маленькая, изящная, как эбеновая статуэтка, мулатка в чёрных брючках-капри, кожаной куртке-косухе с дредами и на чистом русском языке спросила:

– Закурить не найдётся?

– Пожалуйста, – Ян ловким движением достал пачку «Парламента», угостил даму.

– Отойдём покурим? – девушка кивнула в сторону, где среди песка была оборудована специальная урна для курильщиков.

– Почему нет? Пойдём.

Молодые люди отошли подальше от толпы, закурили, и девушка, сделав затяжку, сказала:

– Волнуюсь я: много народу – тяжело «видеть», следов чужих много, – конечно, девушка имела в виду остатки энергетических вихрей и биополей, но Ян сделал вид, что всё понимает, и многозначительно покачал головой. – Аданна Самоварова, – представилась она. – И не надо смеяться: сама понимаю, что смешно звучит.

– Ян, очень приятно – вот и познакомились. А ты не думала псевдоним взять? – как-то неожиданно Ян перешёл на «ты» – уж больно располагала к себе эта непосредственная девушка.

– Да мама обидится! Она ведь дочь вождя племени йоруба – вот так-то! Дедушка не смог устоять во время Всемирного фестиваля молодёжи и студентов перед русскими соблазнами – вот мама на свет и появилась в 1958 году. Бабушка её одна воспитывала: дедушка был убит во время военного переворота в Нигерии в 1966 году – так и не увидел дочь. А у папы фамилия Самоваров! – Аданна так заразительно улыбнулась, что у Яна тоже губы сами растянулись.

– Ну, я и сама всё понимаю. На передаче меня знают как Аданну Абиоле – по дедушке. Но тебя я не просто так позвала – ты мне снился накануне, а я всё понять не могла: что за парень такой? И тут тебя увидела и сразу узнала. Плохой сон: тебя Ику, царь смерти, звал за собой и птичку деревянную подарил – это ведь смерть означает в наших верованиях. Ну, я имею в виду, наших африканских – йоруба. Прости, что говорю это тебе, но лучше знать.

Ян так изумлённо смотрел на девушку, будто у неё неожиданно выросла вторая голова.

– И что же теперь делать? – натянуто улыбнувшись, глупо спросил Ян.

– Не знаю. Я ведь только будущее немножко вижу – сказываются дедушкины гены, – а повлиять-то не могу, – девушка сочувственно посмотрела на него, затем бесхитростно посоветовала: – Ты к гадалке сходи – может, что-то можно сделать?

– Спасибо, – уныло поблагодарил Ян, – как-нибудь без них обойдусь.

Две очаровательные гризетки торопливо шли от Елисейских полей мимо дворца Тюильри по площади Согласия, направляясь на левый берег Сены. На площади толпился народ, с надеждой и плохо скрытой радостью наблюдавший, как убирали печально знаменитую «мадам Гильотину», разбирали помосты и эшафот. Якобинский режим пал, на смену пришло время правления Директории. Нация, глубоко потрясённая революцией, желала лишь успокоения и утверждения нового порядка вещей. Никогда ещё Париж и его общество не представляли собой столь странной картины: жажда роскоши и чувственных наслаждений казалась ненасытной, свободная любовь в свободном государстве – таков был идеал! Всё было зыбко и неустойчиво, поэтому практически все, у кого были средства, тянулись в салоны предсказателей, к гадалкам и хиромантам.

Вот и наши служаночки были не кем иным, как Терезой Тальен и Жозефиной Богарне. Они переоделись в платья своих горничных, чтобы добраться незамеченными, – ведь этих красоток знал весь Париж! Тереза Тальен, любовница всесильного деятеля революции Барраса, однажды вечером появилась в опере одетая в костюм Дианы – тигровую шкуру, прихваченную на античный лад у плеч и у бёдер, едва доходившую до колен. Её голые ноги были обуты в золочёные сандалии, а сбоку свешивался колчан, усыпанный бриллиантами. Но увы, её муж не давал ей развода – она полностью зависела от прихотей капризного любовника.

Жозефина недавно овдовела: её муж был казнён во времена разгула террора, осталось двое детей; а сама она была брошена в тюрьму как враг народа.

Ещё вчера она томилась в камере для смертников, ожидая казни, чтобы разделить судьбу с осуждённым на смерть мужем. Добросердечная дочь надзирателя тюрьмы принесла ей в камеру любимые цветы – синие, как небо, фиалки. Подвядшие, они напоминали саму Жозефину, потерявшую всякую надежду вернуться в мир, где цветут такие прекрасные цветы и ярко синеет небо. Судьба сжалилась над бедной женщиной: санкюлоты выпустили её на свободу, оказав неслыханную милость презренной дворянке. Через несколько дней Жозефина сама пришла к тюремным воротам – в соседней камере страдал от малокровия и лихорадки наследник Бурбонов, юный Людовик XVII. Сердобольная женщина принесла для него символ надежды – маленький горшочек с любимыми фиалками. Дофин не перенёс всех испытаний, выпавших на его долю, – смерть унесла его в мир иной. Тюремщики посадили фиалки на его могиле, и вскоре сине-голубой ковёр разросся, закрывая последнее пристанище несчастного Людовика.