Алексей Жарков - Избранные. Хоррор

– Как убьют? – опешил молодой оперативник.

– Спиной чувствую, – Валентин снова достал пистолет. – Я в органах проработал столько, сколько ты на свете живёшь. Четыре раза в меня стреляли, сегодня пятый будет. А ты ещё и без ствола, что ли, болван?

Пока следователь успокаивал плачущую Сашу, мы с Лёликом вышли в прихожую, где полицейский попробовал позвонить по городскому телефону. Тот, конечно же, не работал. Тогда Лёлик жестом указал подождать, а сам прошёл в спальню, плотно закрыв за собой дверь. Это было не по правилам обыска, но я промолчал, так как хотел, чтобы всё скорее закончилось.

Сашка плакала, за дверью виновато бубнил по мобильному опер, а я изучал корешки книг, лежащие на журнальном столике. Я не всё помню, но там точно были учебники религии и, кажется, оккультизма. И много толстых пожелтевших от времени тетрадей, исписанных от руки. На тетрадных листах я увидел странные и неприятные наброски обнажённых мужчин и женщин, пляшущих вокруг какого-то сооружения. Не могу объяснить, что было не так в выражениях лиц и позах этих людей, но меня до сих пор бросает в дрожь от воспоминаний об этих рисунках. Неужели это осталось ещё от преподавателя, сгоревшего в квартире? Но как оно могло пережить все эти пожары? Не знаю. Там же я увидел наброски чего-то смутно знакомого. Вроде бы что-то такое мастерил странный мужик из сна. Если присмотреться, в уродливой деревянной коробке из гостиной тоже угадывались схожие черты. К сожалению, время уходило, и я не успел тогда обдумать всё это и сделать выводы. Я вообще ничего не успел, потому что в этот самый момент в гостиной удивлённо вскрикнула Саша:

– Смотрите! Димка у них на этом комоде! Вон же, фотография наверху! Да что же тут происходит?!

– Ради Бога, не трогайте ничего! – заорал следователь.

В этот момент мебель вокруг меня с шипением превратилась в головешки, обои на стенах почернели, а в воздух взметнулось серое облако. Это пепел, понял я. Пепел! В лицо дохнуло жаром – пожар! В спальне истошно закричал Лёлик, в гостиной громыхнул пистолет. Вокруг ничего не было видно, а от выстрела заложило в ушах, поэтому я вслепую метнулся влево, зацепив и повалив вешалку. В воздухе пахло дымом, и хотя я не видел пламени, но чувствовал его тепло. Случайно наткнулся на гладкую дверь с тонкой железной ручкой, которая ожгла пальцы. Туалет, вспомнил я и посмотрел налево: сквозь дым виднелся дрожащий прямоугольник дверного проёма. Но только я рванулся навстречу спасению, как слух вернулся, и я услышал крик Саши.

В такие моменты некогда думать, ты просто заглядываешь в себя и видишь решение. Многие бы убежали. Я вернулся. Бросился в серую круговерть, чтобы вытащить Сашу. Коридорчик, ведущий от прихожей в гостиную, можно было пройти за несколько секунд, но я брёл в гостиную, наверное, не меньше минуты. Невесть откуда взявшийся горячий ветер задувал золу прямо в глаза, дым лез в глотку, мешая дышать. И всё время звучали человеческие голоса. Дима. Девушка, чей голос я слышал через стену – может, это и была та школьница? Не знаю. И другие. Их невозможно было понять: только отдельные слова, слоги, вскрики, всхлипы. Интонации. Громче всех звучал хорошо поставленный бас, из него можно было разобрать довольно много: коммунизм, религия, суеверия, суккуб, жертва, субботник, партия…

Хуже всего оказалось в гостиной. Огня здесь тоже не было, но обжигающий ветер дул всё сильнее, сбивая с ног. Танцующий пепел запорошил глаза, из-за громогласно звучащих голосов я не слышал даже себя. Найти Сашу или хотя бы дорогу назад уже не выходило. Под ногами при каждом шаге что-то хрустело и, пригнувшись, я увидел, что хожу по обугленным человеческим костям. Это и спасло мне жизнь: там же на полу я нашёл пистолет следователя и схватил его обеими руками. Голоса вокруг стали злее, среди них слышались рычание и стоны. Они казались ближе. Я снова услышал Диму, но теперь его голос был полон злобного торжества и… предвкушения?

Вокруг не было видно ни зги, и жарко, как в духовке с конвекцией. Я мог рассмотреть хоть что-нибудь, только глядя на окна, откуда ещё струился едва различимый солнечный свет. Частички гари, танцующие в мутных солнечных лучах, складывались в подобие кошмарных фигур и снова распадались. Иногда мне казалось, что там, возле балкона, движется нечто неестественно высокое и худое, но в следующую секунду я снова видел лишь пепел, сплошной завесой застилавший глаза.

А самым страшным было даже не ощущение абсолютной беззащитности, а то, как гипнотизировали эти голоса. Сквозь вой и белиберду я начал слышать другие, сладострастные нотки. Я почувствовал, как странное возбуждение охватило меня, лишая воли и наполняя предвкушением чего-то грязного, но, вместе с тем, и желанного. Должно быть, я уже стоял на краю гибели, когда преодолел душный морок, поднял дрожащими руками тяжёлый пистолет и нажал спусковой крючок. Отдача опрокинула меня на пол, где острые обломки костей впились в тело. Но я продолжил палить наугад в сторону балкона и вышиб все стёкла в комнате. Одна из пуль с жалобным звоном отрикошетила от радиатора куда-то в мою сторону, но, видимо, тот день действительно был для меня счастливым. Кусок свинца пролетел мимо.