Антон Кротков - Загадка о тигрином следе. Экспедиция в логово оборотня

На станции Красный кут поезд простоял минут сорок, следующая большая остановка была уже в Царицыне. Этот город стал важным оплотом большевиков. Они даже гордо именовали его крепостью на Волге – «Красным Верденом», считая важнейшим стратегическим пунктом, воротами к Москве. У въездной стрелки суровым стражем застыл бронепоезд – мрачная бронированная крепость о шести орудиях, ощетинившаяся чёртовой дюжиной пулемётных стволов. На борту бронепоезда аршинными буквами напыщенное название «Грозный мститель за погибших коммунаров».

Станция Царицына была забита воинскими эшелонами, двигающимися в южном направлении, где спешно создавался новый фронт – для отпора генералу Врангелю, который при поддержке казачества создал мощную армию и готовился идти на соединение с Колчаком.

Пока Луков плохо понимал, как они смогут добраться до Астрахани через обширные территории, контролируемые белыми. Но Вильмонта эта проблема, похоже, не особо беспокоила, – старому разведчику было не привыкать к рискованным рейдам. Лёжа на соломенном тюфяке, генерал преспокойненько почитывал свой французский роман и, казалось, в ус не дул. Немец же почти всю дорогу, словно сыч, просидел в углу теплушки, ни с кем не вступая в разговоры. Луков даже посочувствовал его положению: лётчик наверняка рассчитывал, что полёт от Москвы до Астрахани и обратно займёт у него в худшем случае дней десять. Наверное, ему даже в самом страшном сне не могло привидеться быть заброшенным в сердце бескрайних диких русских степей, где вероятность сгинуть без следа – была очень высока. Но вернуться обратно в Москву он мог лишь из осаждённой Астрахани – каким-нибудь самолётом.

Что же касается комиссара, то большую часть пути он занимался своим любимым делом – «полировал уши» следующим на фронт красноармейцам. Лаптев оказался в родной стихии, и удержать оратора было просто невозможно. В конечном итоге пропагандист так преуспел, что впечатлённые речами юного агитатора солдаты при первой возможности отправили двух делегатов к командиру полка – хлопотать о назначении попутчика комиссаром всей их части взамен выбывшего из-за тифа прежнего комиссара.

После пережитого Лаптевым недавнего унижения чувство самолюбия молодого якобинца получило важную компенсацию. Гранит приосанился и снова стал поглядывать на попутчиков орлом. Только генерал и тут подпортил парню удовольствие, публично посоветовав ему принять лестное предложение, давая понять, что не слишком дорожит комиссаром.

Между тем поезд теперь катил среди бескрайних калмыцко-астраханских степей. Степи здесь больше напоминали пустыню – плоские, как стол – ни одного деревца или холмика до самого горизонта. Кругом только бескрайнее голое пространство. Мимо пролетали маленькие станции, очень похожие одна на другую – небольшие степные полустанки.

Быт на колёсах в качающейся тесной коммуналке очень утомил Одиссея. Несмотря на постоянно открытые двери, в вагоне трудно было дышать от табачного дыма, запаха портянок и прочих едких ароматов. Остатки гнилой соломы по углам и впитавшийся в доски «аромат» конского навоза напоминали о том, что прежде здесь перевозили лошадей.

Спать приходилось на соломенном тюфяке. Стоило Лукову захотеть выпить чаю, как кипяток в большом медном чайнике, как назло заканчивался, и приходилось ждать следующей остановки, когда можно будет сбегать к колонке за водой.

Особенно тяготило то, что приходилось справлять свои физиологические нужды на глазах у многочисленных обитателей тесной теплушки. Функцию нужника выполняла обычная дыра в углу вагона, обитая жестью. А тут как назло от солоноватой степной воды Одиссей страдал животом.

Прежде, когда Лукову приходилось путешествовать по железной дороге, он брал билет в вагон не ниже второго класса, потому он привык к комфорту – мягкому бархатному дивану отдельного купэ для некурящих, на котором можно было вытянуться в полный рост, укрывшись уютным клетчатым пледом, и почитать книжку в мягком свете шёлкового китайского абажура. Он привык к чистому хрустящему белью, ватерклозету. Но теперь об этом можно было лишь вспоминать с ностальгией…

Поэтому Луков был очень рад, когда на станции «Верблюжья» была объявлена конечная остановка – железнодорожное полотно между «Верблюжьей» и следующей станцией «Чапчачи» оказалось серьёзно повреждено. Поговаривали, что диверсию устроили пришлые кочевники-калмыки, которым белые хорошо платили за такие набеги. Впрочем, это был не единственный непроходимый участок на отрезке пути между данной станцией и Астраханью. До сих пор оставался невосстановленным железнодорожный мост через реку Бузан.