– У немцев к записанному на бумагу странное отношение. Этим мы, собственно, и воспользовались. Собрания, конечно, не было, нет… Просто каким-то образом каждый для себя все решил…
Тут Сергей снова замолчал, и Кай осмелился немного подтолкнуть его:
– Что решил?
– Решил перестать жить! – так же тихо ответил военный. – Не умереть, нет! Именно перестать жить! Жить так, как жил все эти голодные и холодные дни в окружении, без еды, без тепла, без надежды!
– Я даже не знаю, что сказать, – чуть слышно проговорил Кай, втянув голову в плечи, – не знаю.
– Где-то далеко раздался выстрел, в серой, холодной тьме качнулся столб горячего от пороховых газов воздуха. Не было никаких взглядов в глаза друг другу, речей или тяжелых вздохов, ничего этого не было. Просто все сжалось внутри, на какой-то миг захотелось броситься прочь от костра и…
Сергей посмотрел прямо на Кая глазами, полными слез и страха, словно искал понимания… Может, искал прощения, но Кай не знал, не мог знать, что может искать и чего может хотеть душа солдата, который решил перестать жить. Сергей чуть помедлил и спокойным ровным голосом проговорил:
– Но этот порыв тут же угас. Хоть умереть надо с открытыми глазами, хоть сейчас не бежать никуда… Немец не подвел!
В палате воцарилась тишина. Кай смотрел на солдата. По его лицу текли слезы, грудь чуть вздрагивала от прерывистого дыхания. Каю вдруг вспомнились слова старой песни, которые он не мог удержать в себе. Он тихо прочел полузабытые строки.
Ты видишь: я для тебя – смерть.
Ты видишь: меня не стереть.
Я – память о войне и боях.
Я – память в твоих кошмарных снах.
Сергей тяжело вздохнул, словно ему удалось пережить этот ужасный кошмар еще раз, но промолчал. Кай тоже не знал, что сказать. То ли начать рассказывать о том, что это просто сон, а может, списать на всю ту химию, которой его, без сомнения, пичкали. Вот только зачем, Кай не знал. Он сидел на больничной кровати, как на бревне, дрейфующем посреди бескрайнего океана, и ему казалось, что только здесь, на этом маленьком островке, он находится в безопасности. В безопасности от сомнений, которые пришли вместе с ночным гостем…
– Знаешь, – вдруг нарушил тишину военный, – все это неправда на счет вечной памяти… Новому поколению уже не оценить подвига, потерь, горя… Им давно насрать! Они забудут, я уж знаю, поверь мне, Кай. Меня столько раз забывали…
– Значит, у них будет шанс самим совершить настоящий поступок, – вступился Кай за своих сверстников, которые знали о войне лишь из компьютерных игр и кино.
Сергей скривил улыбку и, прищурив один глаз, посмотрел на Кая, словно оценивая, способен ли он на подвиг. Кай уловил этот взгляд, и ему сделалось неловко. Казалось, он вернулся в детство, и мама, еще здоровая, не знающая об артрите и ишемической болезни, веселая и молодая, спрашивает, кто ему нравится в классе. Кай краснеет, пытается отвернуть пунцовое лицо, спрятать глаза, а мама вместе со своей лучшей подругой тетей Мариной смеются и протягивают ему любимое эскимо в фольге.
Так делала мама, так она смотрела, когда хотела узнать, говорит ли он правду и до конца ли честен с ней. Смотрела так, когда он в первый раз напился после осеннего бала в старших классах, смотрела, когда заявил, что хочет лечить людей. Ирина, так ее звали, до безумия любила литературу, в особенности сказки, откуда Кай и получил такое странное для москвича имя. Она тоже прищуривала один глаз, склоняясь и пытаясь посмотреть ему в глаза…
– Ты думаешь, что для подвига нужна война? – в абсолютной тишине полумертвого больничного этажа голос военного прозвучал как выстрел.
– Ну не знаю, наверное, не обязательно это должна быть война… – вопрос резко выдернул Кая из воспоминаний, и для связного ответа пришлось собирать, словно пазл, разбежавшиеся мысли.
– Знаешь, зачем нужна война? – спросил Сергей. – Знаешь ее оборотную сторону?
– Нет, – тихо отозвался Кай.
– Все просто. Война приходит тогда, когда человека начинают оценивать по накоплениям, любви назначают цену, когда дружба нужна лишь для того, чтобы было с кем выпить, а не с кем помолчать, тогда приходит война… И именно война показывает тем, кто все же выживет в бойне, что дружба и честь, любовь и взаимовыручка – единственные вещи, за которые можно умереть.
Сергей замолчал и задумчиво уставился на памятку по пользованию туалетом для больных с ограниченными возможностями, висящую у двери уборной.
Читать дальше